— Не… — осторожно сказал Гриша. — Я читал «Руслана и Людмилу», другие сказки. И про Дубровского…

— Ну, прочтешь еще, у тебя все впереди. Помни, однако, что Сальери не виноват… Впрочем, и Пушкин не виноват, просто доверился досужим слухам…

Фигура злодея Ансу как бы отодвинулась от Гриши, стала неясной и почти не страшной. А луна вновь сделалась красивой. Просто волшебной.

— Петр Афанасьевич, а когда будем на острове?

— На острове Флореш? Иван Данилович обещал, что через сутки…

Вельбот обошел невысокую красноватую скалу и с размаха въехал носом на плоский берег. Заскрипел окованным килем по песку. Песок был темный, почти черный. («Вулканический», — вспомнил Гриша рассказы Петра Афанасьевича.) Местами песок был перемешан с крупной серой галькой. Из гальки подымались округлые блестящие камни, они похожи были на дельфиньи спины.

Кое-где из воды и на берегу торчали скалы. Вода в бухте была спокойная — изгибы скалистого берега защищали бухту с юга и востока от ветров…

Недалеко от воды виден был поселок. Серые каменные дома под низкими черепичными крышами, а над ними — церковная башня с прямым тонким крестом. В широком проеме башни мотался на балке маленький колокол, слышен был жиденький звон. Звонили то ли по поводу какого-то праздника, то ли в честь редчайшего события — захода в эту бухту иностранного судна.

И бухта, и рыбачий поселок на берегу назывались одинаково — Понта Дельгада.

Матросы прыгали с борта на берег, принимали у штурмана футляры с приборами («Осторожнее, осторожнее, братцы, это предметы хрупкие…»). Приняли у доктора ящик красного дерева — слегка похожий на волшебный фонарь, что остался в ужасно далеком отсюда доме на Ляминской улице…

Гриша тоже храбро прыгнул на песок и… упал на колени. Земля качнулась под ним, упруго поддала снизу в ступни. Что такое?…

Он поднялся. Сделал шаг. Земля качалась. Гриша взмахнул руками. Веселый матрос Тимофей Прялкин прихватил его сзади за плечи.

— Держись, Гришуня. Теперь долго качать будет, отвык от твердой земли-то. Оно обязательно так поначалу, когда сходишь на берег.

Да! Всегда качавшаяся палуба стала постепенно в плавании казаться привычной, как неподвижная земля. А настоящая земля (наверно, в отместку за морскую привычку) теперь дурашливо ходила под ногами.

Но это было не страшно! Забавно даже! Гриша засмеялся и, балансируя, как на тонкой доске, сделал несколько шагов.

Так мальчик Гриша Булатов из неведомого здесь города Турени ступил на Азорские острова. Точнее, на их самый западный остров, который называется Флореш. На его северную оконечность.

По словам Ивана Даниловича, из всех Азорских островов Флореш был самый малолюдный и даже заброшенный. «Забытый Богом и людьми…» А поселок Понта Дельгада — самый неприметный на этом острове. Как раз то, что и надо было русским морякам в их секретном рейсе.

Место было не самое лучшее для приближения к берегу. В старой английской лоции, которая хранилась у Ивана Даниловича, отмечалось, что глубины на подходе к Флорешу вполне подходящие, но немало подводных скал. Поэтому ночью, завидев слабенький маяк на мысе Дельгада, легли в дрейф, дождались рассвета и только тогда начали придвигаться к скалистой махине острова. К счастью, ветер был слабый и ровный, вахтенные смотрели во все глаза, самый опытный рулевой — Максим Сверяев — был наготове. Все кончилось благополучно. В миле от берега отдали якорь.

Почти сразу пошла от острова к бригу лодка. На борт поднялся старшина поселка (на здешнем языке — «кабеза де сидаде»). Высокий сухой старик с белой бородкой, в похожем на длиннополый мундир одеянии и соломенной шляпе.

Бриг снаружи не казался военным судном. Артиллерийские люки в фальшбортах были задраены и сливались с обшивкой. Под гафелем полоскал флаг Российско-Американской компании. Он был похож на российский торговый (а про андреевский здесь могли даже и не знать).

Командир встретил «кабезу» по всем правилам флотского этикета.

Оказалось, что староста — сеньор Жоао Кавендиш, здешний уроженец и старый моряк — о России слыхал, но русское судно видит впервые. Про войну в Европе ему было известно из газет, привезенных с Сан-Мигеля, но подробностей он не знает. «И это прекрасно, сеньор капитан. Наш остров, слава Деве Марии, ни с кем не собирается воевать и нет для этого никаких причин. Рыбы в океане хватает, люди не голодают, дети растут здоровыми, что еще нужно для этой жизни под небом?» А русским морякам будет оказано всяческое гостеприимство, насколько это позволяют скромные возможности жителей Понта Дельгада…

Пользуясь указаниями дона Жоао, бриг подвели к берегу еще на полмили.

Сейчас, с берега бухты, бриг казался совсем маленьким. Еле заметной куколкой виделась под бушпритом фигурка богини Артемиды. Были различимы на вантах и марсах оставшиеся на судне матросы — они смотрели на счастливцев, которым довелось первыми ступить на сушу.

Счастливцы, за исключением двух часовых при вельботе и двух помощников штурмана, во главе с боцманом Дмитричем отправились в недалекую таверну — единственную в поселке.

— Ну, Дмитрич, смотри у меня, — сказал командир Гарцунов. И даже показал кулак.

— Не извольте беспокоиться, вашескобродь, все будет в соответствии, — заверил Дмитрич.

Мите было предписано командиром «пасти юнгу», не спускать с него глаз, ежели тот возымеет желание познакомиться с окрестностями. Митя надулся. Он рассчитывал принять участие в регулировке хронометров, поднабраться штурманского опыта, а тут извольте быть нянькой!

— От меня ни шагу! — сказал он юнге и, в точности как Николай Константинович боцману, продемонстрировал кулак.

— Бе-е… — сказал Гриша и строптиво показал будущему мичману язык.

Впрочем, сначала все шло гладко. Гриша и Митя помогли Ивану Даниловичу выбрать недалеко от места высадки подходящую площадку. Там нашелся плоский, как стол, камень — будто специально для приборов. Штурман стал открывать футляры. И началось непонятное действо с хронометрами и секстаном. Митя смотрел, разинув рот и задавая иногда почтительные вопросы. Гриша заскучал.

— Я погуляю…

— Тебе что было велено?

— Это тебе было велено: не отходить от меня. Да ладно, сиди, я тут недалеко…

И пошел вдоль берега. Берег продолжал качаться под ногами, и это веселило Гришу. Он, взмахивая руками, то прыгал с камня на камень, то увязал босыми ногами в рыхлом песке.

Да, песок был черный. Это на минуту встревожило Гришу (будто опять примета какая-то!), но он отмахнулся от тревоги. Здесь, на незнакомом берегу, не было ничего, что имело бы к нему, к Грише, близкое отношение. Значит, и никакие приметы не считались.

Тем более что здешнее солнце было добрым, жарило через рубашку плечи.