— Дядя Марти! Дядя Марти! — в восторге верещала девчушка.

Всякий раз при виде Марти Казаджана Гэри вспоминал омерзительный фильм «Дядюшка Бак», в котором нелюбимый родственник Джон Кэнди всячески изводил одну зажиточную семью на Среднем Западе. На редкость противная кинокартина. Дядя Марти был богат, удачлив и не в меру шумлив — ну в точности как Джон Кэнди; и вот он опять приперся. Гэри за многое презирал старшего брата Мисси, но больше всего за то, что сам находился у него в подчинении.

На шум, произведенный Марти, выскочила на крыльцо Мисси с тарелкой и обернутым вокруг руки полотенцем. Так орать — да тут все соседи сбегутся, и не только с Центральной, но и с Северной авеню.

— Уй, кто к нам приехал! — пронзительно взвизгнула Мисси.

Мать и дочь напоминали сейчас Гэри двух визжащих поросят. «Уй, какой гад к нам приперся!» — захотелось ему выкрикнуть. Но он сдержался, как всегда сдерживался дома, рисуя в воображении, как на глазах у Рони и Мисси забивает дядю Марти до смерти лопатой для расчистки снега. Да, пора бы им показать, кто здесь хозяин.

— А вот и божественная мисс М.! — Казаджан тарахтел как мотор со скоростью миля в минуту. — А, вот и Гэр, старина! (Наконец-то снизошел!) Как делишки, старый черт? Ну что, четыре сбоку — ваших нет?

— Отлично, Марти. Шесть бубей — кой-чем бей![5]

Гэри швырнул алюминиевую лопату на снег и нехотя поплелся к обнимающимся Рони, Мисси и Марти. В дом вошли все вместе. Мисси сразу ринулась на кухню и притащила самый дорогой яичный ликер и нарезанный свежеиспеченный пирог с яблоками и изюмом. Сбоку на блюде лежали ломтики сыра. Естественно, самый большой кусок достался Марти. Выходит дело, он здесь главный?

Марти в открытую протянул Мисси конверт — регулярная подачка от старшего брата. Специально проделывает это на глазах у Гэри, умеет разбередить больное место.

— Лапонька, мамуля с папулей и дядей Марти должны тут поговорить, — обратился к Рони дядя Марти, прикончив свой кусок. — Кажись, я кое-что забыл — сбегай, пошарь на заднем сиденье.

— Только в куртке, а то простудишься, — предупредила Мисси.

Рони обняла дядю с визгливым хихиканьем и тут же умчалась.

— Что ты ей опять привез? — заговорщицким шепотом спросила Мисси. — Ну совсем избаловал ребенка!

Марти пожал плечами, будто и впрямь позабыл. Мисси со всеми умела быть самой собой, чем напоминала Гэри собственную мать. Она и внешне на нее походила. И только в присутствии братца Мисси мгновенно менялась: тут же подхватывала его премерзкие словечки и гаденькую интонацию.

— Значит, так, ребята. — Марти придвинулся поближе. — Есть тут одна маленькая проблемка. Щас навалимся и справимся — мы ж ее вовремя ухватили. Ну, давайте, как взрослые.

— Что такое, Марти? — насторожилась Мисси. — В чем дело?

Марти состроил озабоченную мину человека, не по своей воле попавшего в неловкое положение. Гэри сто раз видел, как он принимал виноватый вид, общаясь с клиентурой и подчиненными — особенно по поводу просрочек платежей или увольнения.

— Гэр? Ты, кажется, хочешь нам что-то рассказать? — Марти смотрел на него, будто прося о помощи.

Гэри пожал плечами, будто ведать не ведал, о чем речь. «А пошел ты в задницу, — думал он про себя. — Это только сейчас ты здесь главный».

Откуда-то изнутри вырастала зловещая радость, даже потянуло улыбнуться. Он совсем этого не хотел, но губы непроизвольно раздвинулись в усмешке. Мгновения, когда тебя выводят на чистую воду, имеют свои преимущества, приносят пользу: для начала получаешь урок.

— Извини, но я не вижу ничего смешного, — обиженно изрек Марти. — Честное слово, Гэри, не вижу.

— И я не вижу, — ответил Гэри странно тоненьким голоском, будто и не своим, а каким-то мальчишеским.

Мисси непонимающе воззрилась на него:

— Что здесь происходит? Может, вы мне все-таки объясните?

Гэри сурово посмотрел на жену — он сердился на нее по-настоящему. Отчасти она сама его подставила — и прекрасно это понимает.

— В этом квартале мои коммерческие успехи в «Атлантик» никудышные, — наконец признался Гэри тоном виноватого школьника. — Верно, Марти?

Марти нахмурился и уставился вниз, на свои новые кожаные ботинки:

— Не совсем так. Твои успехи не никудышные — их просто нет. И ладно бы так, но ведь ты взял тридцать три тысячи авансом. Гэри, ты на красном. Ты в минусе. Ну, все, больше ничего не скажу, потому что потом пожалею. Но я, честно, не знаю, что делать. Мне очень трудно. Мне так жаль, Мисси. Извини меня.

Мисси закрыла лицо руками и начала рыдать. Сначала — тихонько, как бы нехотя, потом все громче и громче. В глазах брата тоже стояли слезы.

— Прости, сестренка. Вот этого-то я и не хотел.

Он протянул руку, чтобы утешить ее, но Мисси отпрянула:

— Ничего, все в порядке.

Она уставилась на Гэри покрасневшими от слез глазами, которые казались маленькими и темными:

— Где же ты болтался все эти месяцы, Гэри? Чем занимался? Ох, Гэри, Гэри, иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Ну, объясни, в чем дело, Гэри. Скажи хоть что-нибудь!

Гэри долго молчал, продумывая свою реакцию и наконец с выражением произнес:

— Мисси, я так люблю тебя. Я люблю тебя и Рони больше жизни.

Гэри лгал, но это была нужная, подходящая, красивая ложь. Отлично сказано, отлично сыграно. А уж чего ему на самом деле хотелось — так это рассмеяться им в мерзкие рожи. Вот бы убить их всех — просто ударами кулака, как пробивают билетики в компостере. Бум! Бум! Бум! В Уилмингтоне настало время убийств! Гениальный План снова в действии!

Тут в гостиную вбежала Рони, сжимая в руке новую кассету для видео. На лице — дурацкая улыбка, ну точь-в-точь — Надувная Голова.

— Смотри, что мне привез дядя Марти!

Гэри обеими руками сжал голову — его мозг пронизал внутренний вопль: «ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!»

Между тем жизнь в Саут-Исте текла своим чередом. Мы с Сэмпсоном вернулись к расследованию убийств Тернера и Сандерсов. Естественно, за истекший период эти дела не сдвинулись с мертвой точки — они никого не волновали.

В воскресенье 10 января до меня наконец дошло, что пора отдохнуть денечек. Со времени похищения я впервые взял выходной. В итоге до десяти утра провалялся в постели, жалея себя и страдая от головной боли (результат вчерашней попойки с Сэмпсоном) и разных бесполезных мыслей.

Я мучительно тосковал по тем славным временам, когда мы с Марией залеживались по утрам допоздна. Еще я злился, что стал козлом отпущения из-за происшествий в Саут-Исте, а главное, чувствовал себя последним дерьмом из-за того, что не сумел помочь Мэгги Роуз. С самого начала она ассоциировалась у меня с собственными детьми, и когда я думал о том, что девочка, возможно, уже мертва, мой желудок непроизвольно сжимался — а это здорово неприятно, особенно с похмелья.