А демон одёрнул ругающегося норвайца:

– Ну ты, брюхо пивное, прекрати орать!

– Как это прекратить? – возмутился рикс. – Нам жить всего ничего осталось.

– Кто тебе такую ерунду сказал?

– Ты.

– Да не может быть.

– Но душа статс-секретаря…

– Она у нас прозапас останется, типа НЗ и сухого пайка. У фон Зальца душонка тоже вполне подходящая оказалась.

– Ты её сожрал?

– Ага! На ней грехов, как звёзд на небе.

– Серьёзно?

– Серьёзнее не бывает. Там и клятвопреступление, и предумышленные убийства, и прелюбодеяние…

– Последнее грехом не является, – авторитетно заверил норваец. – Уж поверь специалисту.

– Поверю, – согласился демон. – Но там и остального за глаза. Так что вполне подлая, гнусная, вкусная и калорийная душа.

– И мы не помрём:

– Мы бессмертны! Приготовьтесь к слиянию сознаний, коллеги! Даю обратный отсчёт: пять… четыре… три… два… один… Поехали!

Никто не заметил яркую вспышку на колокольной площадке главной башни Университета – студенты в это время крепко спят, а дежурные предпочитают общество пары-тройки припрятанных бутылок бесцельному разглядыванию древних башен. Да если бы и заметили, что с того? Вспыхнуло и вспыхнуло… может быть, это привидения в кости на щелбаны играют? Вот у проигравшего искры из глаз и летят.

Исчезновение колокола обнаружится только утром, когда придёт пора подавать сигнал к началу занятий. Но это когда ещё будет! До утра ещё далеко.

И затихает в ночи цокот копыт двух верховых коней, уносящих своих седоков в сторону далёкой Галлиполиды.

* * *

А к полудню следующего дня Университет напоминал пчелиный улей после взрыва петарды. Все входы и выходы были перекрыты императорскими гвардейцами, а количество сновавших туда-сюда служащих Шестиугольной Башни обещало сравняться с количеством студентов, а то и превысить его.

Виконта Оклендхайма, собиравшегося размяться с мечом на тренировочной площадке, остановил усатый сержант:

– Извините, ваша милость, но на время следственных действий всем без исключения запрещено покидать помещения.

Джонни не стал спорить и протестовать, только поинтересовался:

– А что случилось?

Сержант понизил голос и доверительно сообщил:

– Украли главный колокол Университета. Ведётся следствие.

Виконт хмыкнул:

– Из-за того, что кто-то дал студентам выспаться, нас не выпускают из общежития?

– Ну, не только это, – признался гвардеец. – Там ещё и декана убили.

– Которого?

– Не знаю, ваша милость, нам не сообщили.

Оклендхайм-младший машинально погладил рукоять меча и проворчал:

– Даже если их всех поубивали, то это не повод отменять тренировку.

Сержант с уважением посмотрел на молодого дворянина, не забывающего упражняться с оружием в любой ситуации, и согласился:

– Да, ваша милость, от учёных магов одни проблемы. Разве что на боевом факультете нужным вещам учат, да и то…

Джонни насторожился, а гвардеец, обнаружив в лице виконта благодарного и внимательного слушателя, принялся разглагольствовать о каком-то лейтенанте фон Швайнштайгере, которого нельзя допускать к военной службе даже после соответствующего образования.

– Разве это боевая магия? – рассуждал старый вояка. – Целый час делает огненный шар для прожигания замковых ворот, а тот до них даже не долетает и взрывается среди своих. Да ещё подпалил две осадные башни, таран, катапульту и покалечил четыре десятка солдат. Если каждый будет так магичить, то нам и врагов никаких не нужно. А вы говорите – магия. Вот так-то вот, ваша милость.

– Ну, не все же такие косорукие, – виконт сделал вид, будто вовсе не удивился услышанному. – Нам на занятиях рассказывали…

Многозначительная пауза спровоцировала гвардейца на дальнейшую откровенность:

– Про риттера фон Хеемста-Шульца? Ну, так он единственный во всей армии, кто хоть что-то умеет. Но, честно говоря, его «воздушный кулак» по воздействию на противника всяко уступит залпу полусотни арбалетчиков. А жалованье ему платят как целой гвардейской роте.

Внезапно сержант замер и застыл с выпученными глазами. Джонни проследил за его взглядом и тоже замер.

Над университетской площадью летел колокол. Тот самый древний сигнальный колокол, что созывал на занятия уже не одно поколение студентов. А верхом на шедевре имперского литейного искусства сидел скелет в чёрной истлевшей мантии, колотивший по бронзовому боку старинным ржавым мечом и заунывно вещавший:

– Беда идёт! Чую большую беду! Быть гладу и мору великому, быть смертоубийствам на этой земле! Внемлите и трепещите, несчастные!

Сержант недолго пребывал в оцепенении – сработали вбитые за многолетнюю службу навыки, щёлкнула тетива мощного арбалета, и толстый болт влетел в пустую глазницу пророчащего беду скелета. Тот в ответ пригрозил костлявым кулаком, но вопли не прекратил. Зато к обстрелу присоединились воодушевлённые примером лучники.

– Прячься, сержант! – виконт успел нырнуть за дверь буквально за доли секунды до воткнувшейся в неё стрелы. – Какого чёрта?

Ответа не было. Джонни осторожно выглянул из укрытия и понял – отвечать уже некому. Гвардейский сержант лежал со стрелой в горле, а в стекленеющих глазах отражались синее небо и летящий колокол с устрашающим седоком.

Внезапно в голове что-то пискнуло, и появился невидимый посторонним монитор магического компьютера. Выплывшее уведомление озадачило:

«Обнаружено новое оборудование «Норвайский колдун». Разрешить использование 2 % мощности для полноценного функционирования оборудования?»

Оклендхайм-младший мысленно нажал кнопку «Разрешить» и только потом сообразил спросить:

– Это наш Вова тут начудил? Да меня чуть кондрашка не хватила!

«Работа в тестовом режиме не представляет опасности для дружественных объектов».

– А гвардейский сержант?

«Форматирование нейтральных объектов не превысило допустимую норму».

– Твою мать!

«Да и хрен с ними, шеф!»

– Что ты сказал?

«Некорректный вопрос. Уточните формулировку и перезагрузите систему».

– Сволочь магическая…

* * *

Вернувшийся в общежитие виконт Оклендхайм колотил ногами по двери в комнату норвайского рикса и обещал обрушить на голову варвара все небесные кары, включая клизму из скипидара с патефонными иголками и медленное выворачивание Вовы мехом внутрь. Рыжая ведьма, как и подобает разумной женщине, в разборки мужа не встревала, хотя и сгорала от любопытства.