Отман, не покидающий Парижа, не слишком-то радуется чужому успеху, полагая, что тот достигнут в ущерб его собственному. По его мнению, издательство слишком уж носится с этой Мод, пренебрегая остальными авторами. Надо будет за ним проследить, не то еще отправится искать славы к конкурентам. Бальмер пребывает в замешательстве, размышляя, что бы этакое написать, чтобы снискать у публики такую же популярность. Валентина по неопытности считает издательский бум почти естественным; с другой стороны, разве не она первая сказала, что это хорошая книга?

— Я только что от Менье, — сообщает она, — он предложил мне штатную работу. Говорит, у меня счастливая рука, и он хочет «дать мне шанс».

— Это меньшее, что он мог для тебя сделать.

— Не знаю, соглашаться или нет. В «Лесной опушке» полно работы. У нас тьма новых проектов.

— Ну и что? Сейчас ты одной ногой стоишь в издательстве прошлого, а второй — в издательстве будущего. Это положение называется неустойчивое равновесие, и лучше него нет ничего на свете. Это точка кризиса. Книгоиздание, специализирующееся на художественной литературе, не может оказаться в кризисе, потому что оно и есть кризис. Такова его природа. И потом, нельзя говорить «нет» Менье — особенно если он платит приличные деньги.

— С тех пор как он влюбился, он стал сама щедрость. Кстати, о любви. Грегор собирается бросить «Лесную опушку». Из-за меня.

— Вы поссорились?

— Нет, но он набивается мне в любовники, а я этого не хочу. Он больше не желает меня видеть. Говорит, ему слишком больно.

— Еще не хватало.

— Думаешь, я должна согласиться? Он вроде неплохой парень…

— Что за чушь, я ничего такого не говорил! Выпутывайся сама как знаешь.

— Да, представляешь, Женевьева прямо фонтанирует. Сочиняет совершенно невероятные истории! Читатели в восторге, требуют еще и еще. Завтра утром сам прочтешь — там будет рассказ про толстуху, которая хотела похудеть, а заниматься гимнастикой ей было лень, и она заставляла свою дочку прятать от нее по всему дому шоколадные эклеры, ромовые бабы и заварные пирожные с кремом!

Я сидел и читал рукопись об устаревании александрийского стиха. Вдруг у меня в кабинете возник неизвестный господин. Присматриваюсь и вижу: в своей мощной длани он держит читалку, похожую на мою.

— Здравствуйте, — говорит он, — это ваша новая читалка.

— Но я предпочитаю старую, — отвечаю я, невольно напрягаясь. — В ней полным-полно хороших и менее хороших книг.

— Я все перекачаю в новую.

— Но моя прекрасно работает. Я не хочу с ней расставаться.

— Это невозможно. Мы меняем весь парк.

— Парк?!

— Все сотрудники переходят на новое оборудование. Вот увидите, новая модель гораздо лучше старой. Гораздо быстрее.

— Но я все равно читаю с той скоростью, с какой читаю. Не машина же вместо меня читает! К тому же старая еще совсем новая. Кто же выбрасывает новые вещи? Особенно набитые старыми книгами…

— У новой и экран лучше, изображение четче. А Интернет грузит вообще молниеносно.

— Боюсь, мои биоритмы далеки от молниеносности.

— Послушайте, ну не упрямьтесь. Отдайте мне старую читалку.

— Да мы с ней только-только познакомились. Я даже не уверен, что изучил все ее способности.

— А вот это пусть вас не беспокоит. Я все перекачаю в новую.

Вынужден признать, что новая читалка как две капли воды похожа на старую. С той же легкостью помещается в футляр из фальшивой крокодиловой кожи, так же попискивает при включении. Более пристальное изучение показывает, что на ней отсутствуют характерные для предшественницы царапинки и потертости — следы моих злобных ударов, вызванных бездарностью очередного текста. Впрочем, за этим не заржавеет.

Я подвергаю ее тестированию в городских условиях, надеясь обнаружить хоть какой-нибудь недостаток, который позволит мне сбить спесь с притащившего ее типа. Но нет, она работает как зверь.

Я дочитываю рукопись — начал в сквере, заканчиваю в бистро, рассеянно потягивая отвратительное на вкус пиво, — зачем, спрашивается, я его заказал? Если мы издадим этот великолепный текст, то сколько экземпляров книги продадим? Вот он, вопрос всей моей жизни, но самое потешное, что после стольких лет работы у меня нет ни намека на ответ. Ну не комедия?

Адель, наверное, обрадуется новой читалке. Теперь она сможет читать тот же роман с продолжением, но набранный намного более четким шрифтом. По возвращении домой я первым делом протягиваю ей читалку, готовый разразиться хвалебной речью в ее адрес, но, вопреки моим ожиданиям, Адель на нее даже не смотрит.

— А я тебя жду, — говорит она. — Представь себе, у меня руки укоротились. Так что придется тебе втирать мне в спину целебный крем.

На свадьбу Сабины и Менье Валентина надела пышное белое платье. Мы с ней танцуем рок-н-ролл. Она смеется, демонстрируя зубы того же цвета, что и платье. Мы исполняем несколько акробатических па — гости, должно быть, думают, что я в прекрасной форме. Народу видимо-невидимо, и, если бы не вечерние наряды, можно было бы решить, что здесь проходит совещание с торговыми представителями.

Менье выбрал странное место — художественную галерею «Красный дом» недалеко от площади Бастилии. Посреди просторного зала возвышается нечто вроде аквариума — его дно усыпано гравием, а в центре расположено надгробие из черного мрамора. Под ним, очевидно, покоятся иллюзии автора инсталляции, что, вне всякого сомнения, усиливает ощущение праздника.

— Вот уж ни за что бы не подумал…

— А по-моему, прекрасная пара.

Валентина снова рвется танцевать — похоже, решила меня доконать. К счастью для нее, сохранившийся небольшой запас злости позволяет мне крутануть ее еще пару-тройку раз.

— А ты здорово танцуешь, — говорит она. — Я даже не представляла.

— Во мне скрыт великий и ужасный рокер. Вся моя жизнь — сплошной рок-н-ролл. Я — герой гитары, замаскированный под издателя.

— Пригласи Мод, — требует она.

— Сама пригласи.

— Я оставила для нее танго.

Мне предлагают тост с намеком на спаржу — я его съедаю. Подносят бокал шампанского — я его выпиваю. Потом сам себе предлагаю второй и тоже выпиваю. Третий мне снова подносят. Вообще у меня с шампанским отношения скорее напряженные, но сегодня оно пьется легко. Подходит Сабина и щиплет меня за щеку, довольная тем, как ловко разыграла комедию. Меня одолевает желание хорошенько наподдать ей по заднице, но я внушаю себе, что делать этого не следует. В конце концов, сегодня она невеста — во всяком случае, если судить по подвенечному платью.