Томми чувствовал, что должен признаться в чем-то личном — как-то уравновесить то оголтелое доверие, которым прониклась к нему она и оттого поделилась своим секретом. И в то же время ему было любопытно — и страшновато. Будто она ему показала татуировку в укромном месте. Она — вампир. Что этому противопоставишь? Какую бирку к такому прикрепить? «Приключение», — подумал Томми. Я хотел приключения, и вот оно.

— Томми, — сказала она, не глядя на него и обращаясь более-менее к потолку. — Я пойму, если ты не пожелаешь остаться, но я этого хочу.

— Я ни с кем никогда раньше не жил. Все это мне в новинку. То есть у тебя, наверно, в таком гораздо больше опыта.

— Ну, не вполне. С несколькими парнями я жила.

— С несколькими?

— С десятком, по-моему. Но не при таких обстоятельствах.

— С десятком? Ты же, должно быть, древняя. Не обижайся. В смысле, я знал, что ты старше меня, но я думал — всего на несколько лет. Не веков.

Джоди перекатилась на бок и посмотрела Томми в глаза.

— Мне двадцать шесть.

— Ну да, ты и выглядишь на двадцать шесть. Но ты же наверняка так выглядишь уже много лет. Ты ж, поди, с Авраамом Линкольном еще фотографировалась, нет?

— Нет, мне ровно двадцать шесть. И столько мне примерно полгода.

— А сколько… то есть… Ты что же, родилась такой…

— Вампир я всего четыре дня.

— Значит, тебе двадцать шесть.

— Я тебе это и говорю.

— И ты жила с десятком парней?

Джоди встала с матраса и принялась собирать одежду.

— Слушай, я не очень слушаюсь рассудка, когда доходит до отношений. Усек?

Томми отвернулся от нее.

— Ну, большое спасибо.

— Я не тебя имела в виду. Я о прошлом говорю.

Он сидел на краю матраса, повесив голову.

— Меня так использовали.

— Использовали? — Джоди перепрыгнула матрас и встала перед Томми. — Использовали? — Она поддела пальцем ему подбородок и подняла голову так, чтобы он смотрел на нее. — Я доверила тебе величайший секрет, который у меня есть. Я предложила разделить с тобой жизнь.

— Ой, а это, типа, эксклюзивная привилегия. — Томми отстранился и продолжил дуться.

Джоди схватила с пола туфлю и приготовилась ею дерябнуть его, но вспомнила, что сделала с Куртом, и выронила обувь.

— Почему ты такой мудак?

— Ты пила мою кровь.

— Ну да, извини меня, пожалуйста, за это.

— И даже не попросила.

— А ты и не возражал.

— Я думал, так в сексе положено.

— Так и положено.

— Положено? — Он перестал дуться и посмотрел на нее. — Тебя это заводит?

Джоди подумала: «Ну почему мужчины никогда не готовы к токсичному излучению отходняка? Почему не могут вытерпеть его, не становясь самоуглубленными нытиками или агрессивными придурками? Они не врубаются — эти нежности-после никак не соотносятся с теплотой и пушистостью; это просто самый разумный способ прокатиться на волне посткоитальной депрессии».

— Томми, я кончила так, что у меня аж пальцы на ногах свело. Ни с одним мужчиной прежде у меня так не было. — «Сколько раз уже я это говорила?» — подумала она.

— Да?

Джоди кивнула.

Томми улыбнулся, гордый собой.

— Давай еще раз.

— Нет, нам нужно поговорить.

— Ладно. Только потом…

— Оденься.

Томми голышом поскакал из спальни за чистыми джинсами из чемодана. Пока одевался, в голове у него проплывали нескончаемые возможности жизни. Лишь неделю назад он глядел прямо в дуло перспективы до скончания века жить в промышленном городишке: работа, профсоюзные взносы, несколько «Фордов» в рассрочку, ипотека, слишком много детей и неуклонно толстеющая жена. Само собой, некое благородство в этом есть — нести на себе ответственность, содержать семью, чтоб они ни в чем не нуждались. Но когда отец на восемнадцатый день рождения сказал ему, что он уже должен заботиться о пенсии, Томми почувствовал, что будущее стиснуло ему горло, как анаконда. Отец ясно дал понять: денег на колледж нет, — поэтому когда он съездит в Город и поголодает там, пусть возвращается домой, устраивается на завод и принимается уже быть наконец взрослым. Но теперь — дудки. Он нынче парень городской, он вышел в мир; у него связь с вампиршей, и опасность вести нормальную скучную жизнь совершенно миновала. Томми знал, что надо бояться, но восторг не давал ему даже думать об этом.

Он влез в джинсы и бегом вернулся в спальню, где одевалась Джоди.

— Есть хочу, — сказал он. — Пошли найдем чего-нибудь и съедим.

— Я не могу есть, — ответила она.

— Совсем?

— Насколько мне известно, да. Во мне и стакан воды не удерживается.

— Ух ты. А кровь тебе надо каждый день пить?

— По-моему, нет.

— А надо, чтоб… то есть у животных можно или обязательно у людей?

Джоди вспомнила съеденного мотылька, и ей стало так, будто она только что залпом выпила коктейль из двух частей стыда и пяти частей отвращения, взболтать с тошнотой.

— Не знаю, Томми. Инструкцию мне как бы не выдали.

Он скакал по всей спальне, как перевозбужденная детка.

— А как это произошло? Ты продала душу Сатане? Я тоже стану вампиром? У вас есть шабаш или как?

Джоди резко развернулась к нему.

— Слушай, я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Дай оденусь, и мы пойдем куда-нибудь, чтоб ты поел. Там и объясню, ладно?

— Ну, голову мне при этом откусывать не надо.

— Может, и надо, — рявкнула она, сама удивившись, сколько в ее голосе кислоты.

Томми попятился от нее, глаза пугливо распахнулись. Джоди стало ужасно. «И зачем я это сказала? Слишком часто это как-то — теряю контроль: вон обгорелую руку бродяге в автобусе засветила, Курта вырубила, слопала бабочку, а теперь вот Томми угрожаю. Но все это — как бы не по собственной воле. Такое ощущение, что симптом вампиризма — ПМС гремучей змеи, только без спазмов».

— Извини, Томми. Мне трудно.

— Все нормально. — Он поднял с пола джинсы, которые она уничтожила, и принялся вытаскивать все из карманов. — Этим, по-моему, конец. — Он вытащил визитку, которую ему дал управляющий мотеля. — Эй, чуть не забыл. С тобой этот полицай хочет поговорить.

Джоди недозавязала кроссовку.

— Полицай?

— Ну, вчера ночью возле мотеля старушку пришили. Когда я приехал утром с работы, там была уйма полицейских. Опрашивали всех, кто живет в мотеле.