спрашивать не буду. Пусть мы так и остаемся друг для друга незнакомцами. Так распрощаться проще.

— Иди на свое собеседование. И я тебя уверяю, что ты опять его провалишь. А знаешь почему? Потому что напряжена до основания. Тебе нужно расслабиться и все пойдет как по маслу.

Как мой член в твоем влажном влагалище.

— А на роль массажиста вагины ты рекомендуешь себя?

— Так меня еще не называли, пальцы чешутся от желания прикоснуться к этой нежной, покрытой легким румянцем коже. И я серьезно считал, что ее сестра красивее? – Вот видишь, тебе надо заняться сексом.

— Мне может и надо, но причем тут ты? — бросает она и уходит. И хочется бросить ей, чтобы задом виляла меньше, но она даже не виляет. Идет прямо, не оборачивается, как будто ей действительно все равно.

Но я желаю в этом самостоятельно убедиться. Тем более, после провала на собеседовании ей требуется мое глубокое утешение.

Поэтому глушу мотор и даже откидываю спинку сидения, прикрывая глаза. Как вдруг вибрирует телефон.

— Камиль Ренатович, у вас на сегодня была назначена встреча с послом Турции насчет поддержки новых туров…— выдает на одном дыхании секретарь.

Да, блядь!

— Развлеки его, я буду через десять минут.

Глава 22. Мышка

Я оплатила счет и первым делом рванула из кафе, но не успела.

Антон вырос передо мной так, как будто выбрался из некого портала. Или как чудовище из-под кровати. Для меня он был именно таким. Существом, которого я не ждала. Смотрящим на меня так, словно действительно может запугать и заставить делать так как ему нужно. Например, кричать от страха, но я не буду идти на поводу. Я буду надменной и безразличной, пусть очень сильно хочется его ударить.

Пытаюсь обойти его, пройти мимо, но глупо надеяться, что он не попробует опять заговорить о сыне или вообще не обратит на меня внимание.

— Лида. Давай поговорим, как взрослые люди, — тянет он меня обратно в кафе, но я, то ли из-за гордости, то ли из-за глупого тщеславия пытаюсь вырваться. На помощь звать не пытаюсь, все-таки место весьма людное. Начни Антон меня избивать, его тут же заберут.

Вот только я не этого боюсь. Руку он на меня никогда не поднимал.

Зато очень точечно умеет бить словами. А они порой гораздо больнее, как плетка с ядовитыми шипами, каждый из которых метит прямо в сердце. И если шрамы и синяки сойдут, то те, что внутри, останутся с тобой навсегда.

Сначала это все может быть даже шуткой, попыткой разнообразить семейный быт, но ты можешь сама не заметить, как шуточные оскорбления становятся нормой, в которую ты безоговорочно веришь.

Начинает принимать за истину. Смотреть в зеркало и действительно верить, что жирная, что страшная, что он достал тебя с помойки и вывел в люди.

Я не хочу с ним разговаривать. Не хочу поддаваться на его такие логичные уговоры вернуться в семью, в полностью укомплектованный удобствами дом. Я так долго мучилась желанием уйти, выйти из этого бесконечного круговорота, засосавшего меня по самое, не балуй.

— Лида, ну что ты вечно оборачиваешься, словно сбежать хочешь? – дергает меня Антон, усаживает за стол и заказывает нам кофе. Продолжает держать гладкими ладонями. Я тут же вспоминаю немного шершавую кожу Камиля, его сильные руки, его горячий язык и настойчивость. Как я не замечала, что мне не нравятся изнеженность Антона, его влажные ладони, словно вечно вспотевшие. А еще глаза эти его холодные и волосы светлые. [Словно он Драко Малфой из известной книжки, холодный и непреступный, когда-то он мне нравился именно таким. Загадочным, молчаливым принцем с темной стороны. Так и хочется себя спросить, а чего ж ты с ним жила шесть лет. Неужели лучше жить со скользкой змеей, чем, например, с Гриффиндорским вечным растрепанным львом. Да, Камиль обязательно попал бы на факультет смелых и отчаянных. Как Гарри Поттер.]1

До сих пор помню наш первый с Антоном секс и его «Тебе же было тепло, это и есть оргазм»

Вытаскиваю руки из его потных ладоней и обтираю об себя, чем злю его.

Он терпеть не может неряшливость, принц чертов, а его рубашки приходилось гладить по несколько раз, пока он не был удовлетворен. Или его мама.

— Лида?

— Может и хочу, — смотрю на него прямо, готовая рвануть отсюда в любой момент.

— Долго ты будешь бегать? У нас же все было хорошо, — примирительно говорит он, даже улыбается, пока на стол ставят две чашки капучино. Больше не хочу, живот будет пучить, но все равно обхватываю чашку, надеясь на тепло горячего напитка. Потому что холодно от его вежливости. От маски, что он отлично умеет на себя нацеплять.

Ничего общего с безумцем, который требовал вернуть сына в клубе.

— Любимая… — Даже дергаюсь от этого его слова. Оно выглядит издевательством. — Давай ты прямо сейчас пойдешь со мной. Я прощу твой загул, и все будет как раньше. Отменим ненужный суд...

— Ты простишь меня? — закашливаюсь от подобной наглости. – А сам не хочешь прощения попросить?

— А в чем я виноват? Что батрачил на семью? Что работал? Любил тебя, потакал всем твоим капризам? Кто вместо новых дисков на мою машину захотел себе новую куртку, потому что замерз?

— Ты все равно купил те диски! А мой единственный пуховик я уже до дыр протерла.

— Ты вечно была всем недовольна, вечно жаловалась, что тебе мало внимания, а я ведь с тобой каждый вечер проводил.

— Ты пихал мне свою работу и засыпал в своем кресле!

— Я делал твою жизнь комфортной!

— Ты делал комфортной лишь свою жизнь! Ты пользовался моими наработками! Ты использовал мой талант, а когда я хотела вернуться в компанию, именно ты сказал директору не брать меня, ты сказал ему, что мне понравилось воспитывать ребенка, и что работа мне больше не нужна. Ты сказал, что я отупела, и это самое мягкое как можно охарактеризовать его посыл. Я слышала их разговор с его коллегой Эдиком, когда вырвалась из дома, чтобы принести ему ланч. Слышала, как он расписывал в красках как легко избавился от той, кто мог стать выше его по положению. Жена выше мужа, где это видано?

Тогда я поняла, что все эти годы была лишь средством для достижения цели. Высокой должности.

—