– А, – сказала Света и замолчала. И правда, что тут было непонятного? Поэтому она просто наблюдала, как подходит к ней один из шаманов, мазюкает пальцем в какой-то склянке, подвешенной на поясе, и чем-то жирным и черным рисует ей по лицу, тонко приговаривая при этом.

Чет снова что-то спросил, второй шаман ответил тихо и почтительно.

– Это он в тебе душу закрепляет, – объяснил дракон и ухмыльнулся. – Говорит, одной в ближайшие дни спать нельзя. Ну, это я обеспечу.

Шаман вязал на ее запястьях и щиколотках какие-то плетеные кожаные шнурочки, снова рисовал знаки – теперь на тыльной стороне ладоней и на ступнях. Что-то крикнул вдруг – Света аж вздрогнула, – посмотрел с гордостью и засмеялся.

– Говорит, и от испуга теперь душа не выпрыгнет.

Шаман безо всякого стеснения мял ей живот, затем посыпал на кожу под пупок какой-то красный порошок, втер, намочил палец в своей слюне и снова что-то нарисовал. Четери наблюдал за этим невозмутимо, в отличие от самой Светы – ей было неловко и щекотно. Колдун наклонился к самому животу и что-то просвистел, пощелкал, прислушался и закивал с важным видом. Обернулся к дракону, хлопнул того по руке, словно поздравлял, и вновь залопотал, долго, отрывисто. Его товарищи внимали с уважением, да и дракон слушал почтительно.

– А сейчас что говорит? – поинтересовалась Света.

Чет засмеялся.

– Что я настоящий мужчина, раз с первого раза семя закрепилось. И что будет сын могучим богатырем, если стану поить его кровью и молоком кобылиц и жену держать в строгости, не давая баловать. И что тебя надо хорошо кормить. И что, – он поднял брови, – теперь вода тебя любит.

Света передернула плечами.

– Зато я ее не очень. Скажи им спасибо, Четери. От меня.

– Скажу, – ответил дракон. – И награжу. Даже не сомневайся.

Она глядела, как шаманы гуськом выходят из палаты, как закрывается дверь за Четом, и только после этого ошеломленно потрясла головой. Села – голова кружилась, но уже куда меньше, – и медленно, осторожно побрела в сторону санузла. Умываться и приводить себя в порядок.

Снова открылась дверь – в ванную заглянул врач, и Света покосилась на него, усиленно начищая зубы.

– А я-то и не поверил, – сказал доктор потерянно и снял очки. – Ну надо же. С возвращением, Никольская. Быстро обратно в койку. Сейчас буду осмотр проводить.

– Доктор, – проговорила она невнятно, – я лягу, обязательно. Но меня только что позвали замуж. Поэтому пока не помоюсь и расчешусь, отсюда не двинусь.

– Поздравляю, – вздохнул врач понятливо, пытаясь изобразить воодушевление. – Сейчас пришлю сестру вам на помощь, чтобы не упали здесь. А потом осмотр! И обед.

Есть хотелось очень.

– А можно сначала обед? – спросила она жалобно. – И с родителями связаться.

– Можно, – покладисто кивнул врач и снова вздохнул. – А родителям вашим я сейчас сам сообщу.

Сестра помогла ей раздеться, встала у душа, и Света с некоторой опаской включила воду. Она помнила тонкие светящиеся струи, такие красивые, которые прошили ее, будто гарпуны, – Светлана увидела это, но ничего не почувствовала. Только вот уйти из воды больше не смогла. Помнила она и то, как почуяла в озере кого-то еще – этот кто-то быстро рос, присматривался к ней, но не нападал. Помнила и как появлялся Чет – сначала один, потом с очень красивой женщиной, царицей Иппоталией, которую Света видела по телевизору, и как обитатель озера чуть не утопил их обоих. Помнила свою тоску, когда ее дракон улетел.

– Я сам присмотрю, – гулко раздался в ванной голос Чета. – Иди.

Сестра даже не попыталась возмутиться – ушла сразу. Четери приоткрыл дверцу душевой кабинки и стал беззастенчиво разглядывать моющуюся женщину. Ей приятен был этот жадный, совершенно собственнический взгляд.

– Похудела, – отметил он недовольно, – правда надо тебя кормить. А грудь, наоборот, больше стала. Красивая ты, Светик, – неожиданно сказал он. – Как себя чувствуешь? Долго ведь спала.

– Хорошо, – сказала она легко. – Теперь очень хорошо.

Он сам вытер ее после душа, балуясь и целуя плечи, грудь, щекоча под ребрами, одел, отнес на койку, лег рядом, хотя места было мало, обхватил и закрыл глаза. И даже не пошевелился, когда принесли обед. Лежал, и дышал ей в макушку, и стискивал все крепче. Светлана тоже не шевелилась. Слушала его сердце – и вспоминала, как проснулась с ним в первый раз и как тогда под щекой так же размеренно и мощно бухало. И никуда ведь и не ушло появившееся тогда ощущение, что она попала в сказку. Вот она, ее сказка, лежит рядом. Большой, сильный, невыносимо любимый. И странно тихий.

Только когда ушла сестра, Чет словно очнулся, потянулся к Светлане и наконец-то поцеловал ее так, как умел только он, – настойчиво, глубоко, долго, напоминая, что и дышать без него совершенно невозможно, и жить тоже.

– Я ведь соскучился, – пробормотал он Свете в губы, снова поцеловал и сжал ей попку своими жесткими руками. – Как же я соскучился, Светка.

– Ты меня сам бросил, Чет, – напомнила она, прижимаясь крепче.

– Дурак был, – согласился он невесело.

– Дурак, – подтвердила она снисходительно. И улыбнулась. Ей было так хорошо, что ругаться не хотелось.

Потом Света жадно ела и рассказывала все, начиная от первого сна с Богиней, а Чет коротко поведал о своих поисках. И встал, когда зашел врач.

– Я буду поздним вечером, – проговорил дракон. – Жди.

– Я к родителям хочу, – произнесла она жалобно. – Доктор, меня выпишут?

– К родителям я и прилечу, – сказал Чет.

– Видимо, выпишут, – проворчал врач. Но ворчал он только для порядка: выписка трудного пациента – праздник в отделении. А этих трудных пациентов у них за последнее время было с избытком.

Спустя несколько часов Чет уже несся над Песками, забравшись очень высоко. Тонкие перьевые облака под ним пробегали, как рябь гигантского воздушного моря, и солнце щедро поило теплом и силой.

Облако внизу вдруг дрогнуло, поменяло очертания, став похожим на большую белую птицу с женским лицом, и птица эта тряхнула крыльями-руками, потянулась к дракону, и он с ощущением какого-то щенячьего счастья нырнул в ласковые объятья Матери-Воды.

«Я не поблагодарил тебя. Вы похожи с ней, да?»

«Любящая женщина всегда немного мать, мальчик мой».

Тонкие перья-струи, напоенные солнечным сиянием, щекотали его живот и спину, и Четери полетел еще стремительнее, покрутился вокруг оси несколько раз, курлыкая и балуясь, как в далекой юности.

«Зачем все это, мама? Почему просто было не отдать Ключ мне?»

Облако вздохнуло и отпрянуло, встало перед ним стеной – печальное, призрачное женское лицо на ослепительной небесной лазури, волосы, разметавшиеся на тысячи километров.