Собеседница только вздохнула.

— Гмэртма дагапарос! — Она перекрестила Кахабара. — На тебе Крест написан.

— Никто не говорит, — продолжил Вашакидзе, — что проблем нет. Есть. И больше, чем хотелось бы. Но здесь их решать будем всей страной. А «там» каждому придется заниматься этим в одиночку.

— А что с нашим товаром будет? — поинтересовался «рубаха».

— Те, кто везет полезный товар, например, машины или одежду, продадут его государству по нормальной цене. Боюсь, что «гербалайфы» и прочую подобную шебутень можно выкинуть сразу. В СССР ее втюхивать некому.

— Это почему? — ожила толстая «ненько». — Тысячи людей пользуются предлагаемыми мной биодобавками! Это гарантированное похудание! Я сама уже семь лет…

— Сколько же ты тогда весила? — поинтересовался «кожаный», скептически оглядывая необъятные телеса.

— Я… Мы… Да вы… — тетка задохнулась от возмущения.

— Попробуйте сдать образцы ваших добавок на исследование в советские лаборатории, — предложил пограничник, — вдруг и в самом деле от них есть польза. А нет, так хоть правду узнаете. Это не «международные независимые эксперты», которые за двести баксов и стрихнин как биодобавку в фотошопе сертифицируют.

— Ладно, — вмешался «кожаный», — кончай нас агитировать за Советскую власть, — он усмехнулся. — А ведь и вправду, за Советскую власть! Не суть. Значит, говоришь, есть несколько дней, чтобы разобраться и решить, что делать дальше?

— Есть.

— Нормалек. Успеем обсудить все и продумать. Вопрос серьезный, с наскока не возьмешь. — Мужик вдруг широко улыбнулся и закончил: — Выкрутимся! Где наша не пропадала!

Восточная Пруссия, г. Кенигсберг.[14]

Эрих Кох, обер-президент, гауляйтер Восточной Пруссии.

Вилла называлась «Иоахим», располагалась по адресу: Оттокарштрассе, 22, в дорогом районе Амалинау. Считалось, что она принадлежит городскому управлению, но в Кенигсберге все знали, что на самом деле она была «служебной резиденцией» государственного советника Эриха Коха. По черепичной крыше и стеклам барабанили тугие струи дождя, а яблони в окружающем виллу саду гнулись под резкими порывами ветра.

Но четырех человек, сидевших за столом для совещаний в кабинете на втором этаже здания, не интересовало буйство стихий за плотно зашторенными окнами. Трое из них с предельным напряжением на лице изучали лежащие перед ними документы, и только один разглядывал цветной иллюстрированный журнал. Собственно, в этом не было бы ничего необычного. Человека с журналом звали Ганс Адольф Прютцман. Он был немцем, и журнал «Der Spiegel» был немецким. А поскольку большинство изучаемых тремя остальными участниками документов вышли именно из его ведомства, он вполне мог позволить себе почитать прессу. Несуразность была в том, что Ганс Прютцман носил мундир группенфюрера СС и уже почти два месяца, с конца апреля сорок первого года, возглавлял штаб оберабшнита «Норд-Ост». Только вот журнал, в который он уткнулся, был датирован маем две тысячи десятого года…

Наконец человек с невыразительным, слегка одутловатым лицом и усиками а-ля Гитлер оторвался от бумаг и сказал:

— Господа, я собрал вас для того, чтобы обсудить наше положение и принять главные, судьбоносные решения. Но сначала я хотел бы услышать, что господин фельдмаршал скажет о чисто военных аспектах сложившейся ситуации…

Сидевший с прямой, как палка, спиной фельдмаршал фон Лееб неторопливо поднялся из кресла и подошел к карте.

— Как вы знаете, вчера в три часа тридцать минут утра вверенные мне войска группы армий «Норд» выдвинулись на исходные позиции, а в четыре перешли границу и начали боевые действия в соответствии с директивами ОКХ. Практически одновременно обнаружилось исчезновение связи со всеми штабами, расположенными южней линии Ангерапп — Гердауэн — Прейсиш-Эйлау — Хайлигенбайль,[15]в том числе — с танковой группой Гота и штабом девятой армии, с которой наши части должны были плотно взаимодействовать. Прервалась и связь со ставкой. Тем не менее за прошедшие сутки наступление развивалось достаточно успешно, несмотря на сильное сопротивление противника, неожиданно установившиеся сложные погодные условия и невозможность применения авиации. Продвижение наших войск составило от пятнадцати до шестидесяти километров, и к исходу двадцать второго июня передовые части четвертой танковой группы вышли в район северо-западнее Каунаса к реке Дубисса. Тем временем посланные офицеры связи, а также направлявшиеся в соответствии с распоряжениями части тылового обеспечения в целом ряде мест натолкнулись на пикеты вооруженных людей в форме, разговаривавших по-польски. Это привело к боестолкновениям, а информация о том, что такие важнейшие транспортные узлы, как Гольдап, Ангенбург, Ландсберг и Браунбург, захвачены польскими партизанами, повлекло за собой решение выдвинуть на эти направления боевые части из числа находящихся в резерве. Поначалу нашим частям противостояли лишь небольшие группы людей с автоматическим оружием, однако уже к середине дня развернулись серьезные бои. В распоряжении противника оказалась бронетехника и артиллерия. Нам удалось продвинуться на расстояние до двадцати километров, но части понесли большие потери от ударов авиации, тяжелых танков и бронемашин, неожиданно оказавшихся на вооружении поляков. — Фельдмаршал опустил руку с указкой и отвернулся от карты. — Вместе с тем четвертая танковая группа сегодня с пяти утра оказалась под мощным фланговым ударом танковых частей русских. По планам эти танковые части должны были быть разгромлены или связаны третьей танковой группой и девятой армией, однако, судя по всему, южнее Августува никаких частей вермахта нет и боевые действия не ведутся. Исходя из этого, я отдал приказ приостановить наступление и закрепиться на тактически выгодных позициях. Но это все не главное… — Фон Лееб сделал несколько шагов, подошел к столу и вытянулся во фрунт, как на параде. — Вверенные мне войска готовы выполнить свой долг перед немецким народом. Но если все, что изложено в лежащих на столе документах, правда…

Прютцман оторвался от изучения журнала и негромко сказал:

— Увы, господин фельдмаршал, правда. У нас не осталось ни малейших сомнений, и нет ни одного факта, свидетельствующего против.

— Тогда наше положение просто катастрофическое. На оставшейся под нашим контролем части территории Восточной Пруссии сосредоточены достаточно большие военные запасы. И боеприпасов, и горючего хватит на две-три недели интенсивных боевых действий. Имеются и определенные мобилизационные резервы. А вот потом — все. В Восточной Пруссии нет военной промышленности, и после израсходования снарядов с оперативных складов нам неоткуда будет их пополнить. Я всегда был противником войны с Россией, однако выполнял приказ фюрера. Германия в целом была способна вести войну против Советов и выиграть. Но группа армий «Норд», опирающаяся исключительно на ресурсы третьей части Восточной Пруссии, не способна воевать с советской Россией в одиночку. Если же добавить войну с абсолютно неизвестным нам противником, опережающим нас в техническом отношении на семьдесят лет, то картина становится в высшей степени мрачной. И наконец, армия должна исполнять приказы. Но я не понимаю, от кого я должен их получать в создавшейся ситуации! У меня все, господа.