Девушка нажала кнопку на одной из шкатулок, и оттуда полилась умильная мелодия явно китайско-электронного происхождения. В мелодии Мари с удивлением узнала песню про милого Августина.

Рядом со шкатулками лежал розовый пульт с такой же розовой кнопкой. Курсантка, конечно же, немедленно ее нажала. Шкатулки заиграли все разом – каждая что-то свое.

Она торопливо выключила чудовищную какофонию и прислушалась.

– Одекорбит настучал на Рассорабору, – бормотал из комнаты инструктор, – Рассорабора выдала Обознайку, Обознайка показала на Вымру, Вымра заложила Набля, Набль навел на Хруса… Хрус… Хрус…

Полицейский замолчал. Видимо, показания Хруса, ужаса, состоявшего преимущественно из локтей и коленей, требовали серьезного вдумчивого анализа.

– А что я тут стою! – спохватилась девушка. – Георг там проводит аналитическую работу, а я тут… стою. Зря время теряю.

Мари посмотрела на кастрюлю. В кастрюле безмятежно плавала вода.

– Ты тут пока побудь, – сказала курсантка, – а я пошла. И не вздумай вски…

Вода немедленно вскипела.

Георг действительно зря времени не терял, а спал чутким сном опытного полицейского. Стоило Мари поставить на стол пахнущую тушенкой кастрюлю, как инструктор ясным голосом произнес:

– Следствие располагает несколькими интересными версиями, но интересы следствия не располагают к обнародованию версий.

После чего открыл глаза, сказал: «А. Ты» и признался:

– Честно сказать, следствие застряло на одной точке.

Георг повращал головой, словно компас во время магнитной бури, с кряхтением поднялся и принялся массировать точку, на которой застряло следствие.

– А что это такое? – Мари включила шкатулку. Та издала набор звуков, которые при большом желании можно было принять за гимн Китая.

– Это? Средство от кошмаров.

– Кошмары боятся такой музыки?

– Скажем так, не любят… – Георг скривился. – И я их понимаю.

– А почему мы эту музыку не используем?

– А как? Шкатулки отпугивают кошмары, а нам наоборот, их ловить надо… Да выключи ты это пиликанье! На чем я остановился… А! Хрус! Этот говорил мало, но он говорил конкретно, – полицейский уставился на три странички убористым почерком. – Сдал своего старого кореша Страхона. Сдал с потрохами.

– Завтрак, – сказала Мари, стараясь не вспоминать о кореше Хруса. Страхон с потрохами выглядел отвратительно. – Не потроха, конечно, но есть можно.

– Сначала зарядка, – полицейский сделал полприседания. – Так, Страхон тоже не стал ломаться…

«Как может ломаться груда вязкого студня?» – подумала девушка.

– …и сообщил, что если кому и знать про Омордня, так только Кококлоклю, – Георг замер в приседании. – Который час?

– На которых часах? – уточнила курсантка, глядя на часовой иконостас.

– На твоих наручных.

– 10:33.

– Нехорошо, – инструктор попытался встать, но получилось только завалиться набок.

– Вам нехорошо?

– Кококлокль поступил нехорошо, – ответил Георг с пола, – а ведь он зуб дал, что в 10:00 придет отметиться.

Мари вспомнила, что при оформлении подписки о невыезде Кококлокль действительно отдал им один из своих зубов.

– Ну вот, он зуб дал, а мы и поверили, – расстроилась она. – А он не придет.

– Придет, куда денется, – полицейский решил, что раз уж он все равно на полу, можно сделать пару отжиманий. – Ужасы любую часть себя за километры чувствуют, как будто она… все еще… с ними… Уф…

Георг закончил второе отжимание и понял, что пора вставать.

– Ага, – поняла девушка. – Если Кококлокль сбежит, а мы этот отдельный зуб начнем сверлить…

– Правильно понимаешь. – Шеф повертел головой в поисках гири, не обнаружил и стал поднимать фуражку.

– А где же он? – спросила Мари.

– Небось, загулял на радостях да и проспал. Ну ничего, явится, я ему…

– Да нет, где зуб?

– Во внутреннем кармане моего кошелька. Кошелек во внутреннем кармане моего кителя. Китель на спинке стула.

Курсантка внимательно осмотрела помещение. Ни на чем, что сошло бы за стул, не висело ничего похожего на китель.

– А стул, на котором китель, где?

– А? Китель? – Георг завершил то, что он называл зарядкой, и направился к кастрюле. – Китель в шкафу, конечно.

Мари открыла шкаф. Китель, как и положено одежде, находился в шкафу. Там же стоял стул, на котором китель, собственно, и висел. Подивившись полноте информации, которой с ней поделился начальник, Мари извлекла кошелек, из него – завернутый в платок предмет, развернула, удивилась и сказала:

– Он какой-то…

– Прозрачный? Понятно. Отличные макароны. Значит, наш пернатый друг все же подался в бега. Чем дальше Кококлокль от зуба, тем прозрачнее зуб. И какой головой он только думал?! О, тут и мясо есть!

Мари тронула полупрозрачный зуб пальцем и отдернула руку.

– Ой! Он ледяной!

Инструктор выглянул из-за, плеча стажерки.

– М-м-м! – мрачно промычал он, вынул ложку изо рта и сказал. – Пропал Кококлокль.

– Пропал? Попал в холодильник?

– Да какой холодильник?! Съели его.

– Кто?

–Угадай.

Мозг курсантки четко выполнил команду. В памяти возникла темная спальня. Монстр, упирающийся головой в потолок. И клубы морозного воздуха из пасти.

– Омордень?! – ахнула Мари. Воображение тут же нарисовало ей Кококлокля в виде трехголового замороженного цыпленка табака.

Вернее, замороженного цыпленка табака без трех голов.

– Некогда горевать по всяким пернатым недоумкам, – сказал Георг, верно расценив выражение лица курсантки. – Бери платок, побежали!

И бросился из офиса. Мари из вежливости дала ему фору в пять секунд, которую отквитала через семь.

– А куда бежим? – спросила она.

– Кококлокля искать.

– Но ведь его уже съели…

– Но зуб-то еще цел, – начальник со значением посмотрел на Мари, отчего некоторое время бежал боком, как краб. – У тебя хорошая зрительная память?

Девушка кивнула и стала внимательно поглядывать по сторонам. Видимо, дорогу назад следовало находить по памяти. Пробежав три квартала и вызвав десяток одобрительных возгласов прохожих, Георг остановился и попытался отдышаться. Потерпев неудачу, он протянул руку и ткнул пальцем в платочек.

– Изме… нился? – прохрипел полицейский.

– Таять начал.