— Помню только какой-то закон Ньютона, — наморщила я лобик, — что-то вроде «как аукнется, так и откликнется»…

— О! — Ула значительно воздел кверху пальчик. — А как насчет закона сохранения энергии? Мол, энергия никуда не исчезает и не появляется ниоткуда, она лишь переходит из одного состояния в другое…

Меня перекосило. Ула поспешил сменить тему:

— То же самое и с вашим даром. Ты что думаешь, темненькие его как себе захапают, так сразу по баночкам разложат, законсервируют и в музей отправят? Фигушки-дулюшки! Будет ваш дар работать на них в ручонках каких-нибудь Воронцовых… Понятно теперь, чем все чревато?

Я задумалась. Вернуться в дом, где от маминых нервов с полок не падают тарелки, а диванные подушки не прилипают к потолку. Где тетя Роза не дымит задумчиво сигаретой над раскладом Таро и не говорит: «Мишенька, глянь-ка на это неприличие, опять весь месяц без премии сидеть!» Где тетка Ида не засыпает каждую Вальпургиеву ночь лицом в приворотном зелье собственного изготовления, а наутро не кокетничает с зеркалом… А Хрюшка не грозит пухлым кулаком: «Ща, надуюсь, у тебя резинка в трусах лопнет!»… Господи, вот скукотища!

Я решительно развернулась к нервно мерцающему Уле:

— Как мне найти эту ведьму? Ула просиял в полном смысле этого слова: расцвело его скандинавское личико, и ореол света вокруг ярко вспыхнул.

— Ну, реально все обкашляли! Тьфу ты, поднабрался я от Полины! Я хотел сказать, молодец, Михайлина, правильно соображаешь! Значит так, сейчас иди спать, сама знаешь: утро вечера хреновее, если вечер удался… Господи, опять что-то Полинкино выскочило!

Я фыркнула. Ула выглядел таким растерянным, как будто не понимал, как это у него без конце выскакивают Полинкины выраженьица. Рассказать ему о процессах языковой интеграции в результате длительного общения или повременить?

— Ула! А кто такая эта ведьма? Почему нам так важно ее найти?

— Прародительница ваша, — невозмутимо ответил Ула, как будто речь шла о засолке помидоров,

— Пра… кто? — удивленно переспросила я. — Ты… вы… что-то путаете! Первой ведьмой в нашем роду была Аделаида, она в 1382 году пошла…

— Кидаться с курятника и взлетела? — закончил Ула. — Знаю, читал. Что ж, до нее ведьм не было? Она, Аделаида я имею в виду, не из пробирки ведь, мама-то у нее должна быть…

— Это исключено! — заявила я. — Нет, это я не насчет мамы. Если бы ведьмы появились в нашем роду так рано, Аделаида бы знала о своем даре, а для нее это явилось неожиданностью. Это раз. А во-вторых, та ведьма, которую нам нужно найти, пробавляется черной магией. У нее есть череп мертворожденного младенца, палец повешенного… Это к нам не относится.

— Череп и палец еще ничего не значат, — неожиданно заявил Ула. — Сама знаешь, в арсенале хорошей ведьмы должны быть всякие предметы, так, на всякий случай, чтоб в руки врага не попали. У самих-то в подвале что замуровано?

Я потупилась, вспомнив о том, что замуровано… Ох и е!!! Мамочки-ведьмочки! Да ведь там все и запрятано — и черепок, и пальчик, и змеиные чешуйки, и пара нехороших книжек… Неужели это все оттуда, то есть отсюда?

— Вот видишь! — наставительно произнес Ула. — Хронику-то вы не с самого начала собрали! Ладно, иди спать, завтра утром обсудим детали. Тут у меня появилась одна идея, как вытащить этого твоего пажа…

Наутро я проснулась оттого, что Полинка во сне отрабатывала апперкот и все норовила попасть мне по ребрам. Охая, пытаясь разлепить глаза, я отползла подальше и села. Во рту солома, под рясой солома, в волосах тоже… Убожество! Пока я приводила себя в порядок, проснулась Полли. Ее кулак врезался-таки в стену… Пробудилась подруга с воинственным кличем:

— Эх, покалечу!

Ну раз Полина проснулась, то ей и слово

— Эх, покалечу! — завопила я, выныривая из весьма приятного сна, в котором я опять отправила в нокаут Борю Боровкова. Что-то челюсть у Бори прямо как дерево, не гнется, не хрустит…

Оказывается, мой кулак припечатал грязноватую деревянную стену. Я расклеила второй глаз, помотала головой и огляделась. В сторонке у стеночки сидела Мишка, как всегда кислая и надутая, похожая в мятой рясе на нахохлившегося воробья, которого нечаянно занесло в совковый пылесос. Я, наверное, выглядела не лучше. В моем-то прикиде активного пациента психушки номер восемь… Так и вижу себя со стороны — бесполое существо в грязных штанах, широченной рубахе и шапочке с бубенцами — просто утро после бенефиса театра русского фольклора, мне б еще надпись на грудь: «Не кантовать! При пожаре выносить первой!»

Я вытащила изо рта пучок соломы (чего с голодухи да во сне не зажуешь!), отплевалась и спросила Мишку:

— Ула не прилетал?

Вместо ответа Мишка тыкнула пальчиком наверх. Я возвела заспанные очи долу и узрела тихо плавающего в атмосфере под потолком Улика. Мой Помощник свернулся клубочком, положил ладошки под щечку и сладко дрых, изредка всхрапывая. При этом он плавно кружился, представляя нашему лицезрению то рыжие кудри, то попу в штанах в бело-голубую полосочку, то грязноватые пятки… У меня в детстве была такая игрушка, кукла-мукла, как я ее называла, мягкая, толстая, вся из тряпочек. Над кроваткой висела, тоже в разные стороны вертелась. Пока грушу на четвертый день рождения не купили, я на ней удары своей младенческой ручкой отрабатывала… Маманя сразу поняла, что мне купить. Я еще до своего рождения у нее в животе долбилась, как заправский боксер. Папаня, правда, скромно рассчитывал на футболиста, но футбол меня никогда не привлекал… Хорошо, что я тогда никак не намекала на то, что стану патологоанатомом! Маманю бы удар хватил, если б я начала ковыряться в ее внутренностях… Она и так после того, как я поступила в медицинский, целый вечер курсировала между бутылкой мартини и литром валерьянки. За мартини хваталась, когда вспоминала, что я поступила, а за валерьянку, когда соображала — куда!

— Вот вам, тараканы, и день защиты животных! — выдала я, взирая на этого имитатора елочных игрушек. — Он же дух, к тому же дохлый! По идее, не должен хотеть есть, спать, пить… Так нет же! Кагор хлебает, как мой кактус водичку, да еще и спит без задних ног!

— Попрошу без оскорблений! — Ула мгновенно открыл глазки и снизился. — Я, между прочим, право имею, а ты не права!

— Прав тот, кто имеет больше прав! — огорошила я рыжего сентенцией собственного изобретения. — Давай-ка ты не будешь изображать из себя великого качка прав!

Рыжик привычно заканючил:

— Вот так всегда! Слова не успеешь сказать, уже к стенке припрут, кулаком в зубы тычут, оскорбляют, унижают, опускают честь и достоинство ниже сливного бачка в эмгэушном туалете…

Ого, а это у рыжика откуда? Неужто у Мишки поднабрался? Классное выраженьице, надо будет запомнить. Ну да ладно, выяснение происхождения сей славной фразочки оставим на потом, а сейчас лучше поговорим о насущном.

— Ула! Я есть хочу! — сообщила я.