Контрольно-пропускной пункт возник сразу же за поворотом. Колючка уходила по просеке, разделяя лес надвое. За железными воротами с облезшими красными звездами, за приземистым зданием КПП, сложенным из силикатного кирпича, виднелась раскисшая равнина, а за ней череда холмов. Комбат съехал на траву и, надев куртку, направился к КПП.

В помещении пахло тушенкой, луком и свежесваренным чаем. Солдат, сидевший у пульта, тут же разглядел в Рублеве военного, штатская одежда не могла его обмануть. Поднялся со стула и поинтересовался:

– Куда?

– К начальнику полигона, полковнику Брагину.

– Ваша фамилия?

– Рублев Борис Иванович.

Солдат полистал страницы большой регистрационной книги. Время от времени оттуда выпархивали прямоугольники пропусков. Пока солдат занимался поисками, Комбат, скосив глаза, увидел под письменным столом его босые ноги. Сапоги стояли рядом, прислоненные к калориферу, портянки висели на сложенных один на один кирпичах тоже поближе к спасительному в армии источнику тепла.

– Есть такое дело, – солдат выудил пропуск и требовательно посмотрел на Комбата.

Тот достал военный билет.

– Подождите здесь.

Трубка старого черного телефонного аппарата без диска оказалась в руках солдата, и он принялся узнавать где сейчас находится полковник Брагин.

– Скоро тут будет, – наконец сказал он, кладя трубку на рычаги аппарата.

– Ты хоть портянки надень, когда командир приедет.

Страж уселся и, торопясь, принялся заматывать портянки. Сунул ноги в сапоги. На лице его изобразилось удовольствие: как приятно надеть теплое и сухое, когда на улице мокро и холодно!

Рублев, не найдя стула, присел на выкрашенный голубой краской подоконник и достал пачку сигарет.

– Куришь?

– Да.

– Давно?

– Как в армию пошел.

– Небось, еще и в школе пробовал? – просто так поинтересовался Рублев, протягивая пачку с выдвинутой сигаретой.

Парень принял угощение и закурил, затягиваясь глубоко, подолгу задерживая дым, словно боялся, чтобы ни один глоток его не пропал даром.

– Нет, в школе не пробовал, – солдат, стараясь, чтобы Комбат не заметил, убрал со стола пачку дешевых сигарет.

– Армия – она не только курить тебя научит, правда?

На дороге показался командирский «уазик».

Он мчался на скорости около ста километров в час. Ощущение скорости подчеркивала длинная антенна, почти вплотную прижавшаяся к брезентовому тенту.

– А вот и полковник.

Брагин, широкоплечий, всего на полголовы ниже Комбата, вошел в помещение КПП, испытующе глядя на гостя. Он даже не взглянул на солдата, пытавшегося по полной форме доложить ему, а лишь махнул рукой и бросил:

– Отставить.

– Товарищ полковник…

– Я сказал, отставить. Наслышан, наслышан, – улыбнулся он, глядя на Комбата. – А затем протянул руку:

– Брагин.

– Рублев.

Мужчины обменялись рукопожатиями, при этом каждый из них словно пытался доказать другому, что его рука сильнее.

«Небось, Бахрушин наговорил про меня с три короба, – подумал Комбат, – теперь отдуваться придется».

Взяв половинку пропуска, Рублев пошел следом за полковником. Тот уже устроился в машине, когда на заднем сиденье оказался и Рублев.

Брагин торопливо захлопнул дверку, чтобы не выходило тепло. Сперва на его лице появилась гримаса блаженства, а затем он нахмурился.

– Погоди, – выставил он перед Комбатом ладонь, хотя тот и не собирался ничего говорить. – Товарищ сержант, – тронул он за плечо водителя, – это почему в машине снова бабами пахнет?

Комбат принюхался и впрямь уловил еле различимый запах духов.

– Никак нет, товарищ полковник! Не было в машине никаких баб, – принялся сбивчиво говорить сержант.

– Тогда еще хуже. Значит, сам духами душишься. Педик, что ли?

– Никак нет, товарищ полковник, – расплылся в улыбке сержант, поняв, что его подкалывают.

– Так были бабы или нет?

– Были, товарищ полковник.

– В каком количестве?

– Одна штука.

– Ну так вот, в следующий раз в машину их не таскать. И знай, баб штуками не считают.

– Так сами приходят.

– А ты их не пускай. Ладно, поехали.

Довольный тем, что его больше не достают, сержант рванул на шоссе.

«Уазик» подбрасывало на жестких рессорах и если бы не видеть, что за окном нормальная дорога, можно было подумать, машина едет по проселку.

– Я вот что, майор, подумал, – не глядя на Комбата, заговорил полковник Братин, – если ты такой человек, что с самого утра приехал, значит, толк из тебя будет. Я специально Бахрушину ввел в уши, чтобы сказал тебе прибыть с утра, без указания времени. Если для человека утро – Это до восьми, значит, положиться на него можно. Приехал бы в девять, хрен бы с тобой разговаривать стал.

– Это правильно, – поддержал его Комбат и подумал:

«Всегда стоит поступать так, как подсказывает интуиция. Не промахнешься».

А тем временем полковник Брагин продолжил:.

– Я думал, мне какого-нибудь хмыря по блату подсунуть хотят, а с виду ты, майор, мужик ничего. Посмотрим, каков в деле.

После этого Брагин замолчал, замолчал намертво. Он даже не открыл рот для того, чтобы вставить в губы сигарету, лишь всунул фильтр в узкую щель плотно сжатых губ и с остервенением затянулся дымом.

Машина мчалась, оставляя один учебный полигон за другим. Аккуратные, подновленные щиты, ряды деревянных скамеек, полосы препятствий, стрельбища. На Комбата дохнуло хорошо знакомым, и на какое-то время он даже забыл, что сейчас на нем нет военной формы.

«Погода в самый раз», – подумал Рублев.

Он понял, ему и хотелось оказаться на полигоне в ненастье, когда не поймешь что моросит – то ли дождь, то ли снег, когда земля превратилась в грязь.

«Уазик» уже приближался к холмам, и впереди Рублев разглядел изрытую танковыми гусеницами землю.

– Ну, чего молчишь? – внезапно, но скороговоркой произнес Брагин.

– Смотрю, вспоминаю.

– Дело ясное. Но почему остановиться не просишь? – обращение на «ты» в устах Брагина было абсолютно нормальным, хотя к сержанту, сидевшему за рулем, он и обращался на «вы».

– Жду, когда вы предложите.

– Не хрен мне предлагать. Кто к кому приехал – ты ко мне или я к тебе? Есть дело, говори, а то проедем полный круг по полигону, да у КПП и высажу. Ты, майор, зачем ко мне приехал?