Они почти не говорили в тот последний вечер на Омеге-Зиро, да и о чем говорить, когда все ясно. Страшная усталость навалилась на всех. Райли даже не пошел в палатку, а задремал тут же в гамаке и только к середине ночи, основательно продрогнув, проснулся и устроился с привычным, пусть и походным комфортом.

Проснулись поздно, впрочем, никто и не торопился. Не договариваясь, занялись первоочередными делами. Демонтировали кислородную и регенерационную установку, разобрали палатки. Райли, под осторожные улыбки ученых, чертыхаясь на чем свет стоит, пытался извлечь колья, на которых был укреплен знаменитый гамак.

Когда большая часть оборудования была погружена в посадочный модуль, физик неожиданно предложил устроить последний неофициальный пикник и на глазах изумленных коллег извлек из свертка бутылку.

— Уж если нарушать Уставы, так нарушать по полной программе. Это болгарский коньяк, и я его припас для того, чтобы отметить окончание нашей экспедиции, — стараясь говорить торжественно, провозгласил он.

Под общими взглядами он начал извлекать пробку и…

— Ты когда-нибудь оказывался в более дурацкой ситуации? — прокомментировал он происшедшее, держа в правой руке часть пробки, а в левой — бутылку коньяка, которую ему так и не удалось открыть.

Кибернетик, к которому был адресован этот вопрос, вымученно улыбнулся и привычно промолчал. После событий прошедшего дня все в их жизни изменилось. Странно, но никто не собирался говорить о виденном, будто это было нечто сокровенное, глубоко личное, обсуждению не подлежащее. Создавалось впечатление, что теперь каждый из них лишь играл самого себя, притворяясь, что ничего не произошло, что все идет так, как ранее намечено, так, как должно.

— Надо же, пройти 36 световых лет и не найти штопор, чтобы открыть бутылку коньяка, — продолжал Ангелов.

— Коньяк должен быть армянским, — неожиданно мстительно сказала Мануэла.

— Сигары — гаванскими, духи — французскими, — продолжила когнитолог, словно поддерживая игру.

— Водка — финской… — заявил важно кибернетик и смутился, потому что непривычно громко засмеявшийся физик моментально опроверг его мнение:

— Водка должна быть русской, и если в твоем хваленом кафе ее не будет, то не будет и посетителей.

Он продолжал держать в руке злосчастную бутылку, разглядывая ее содержимое в свете лучей Капеллы.

— Давайте не заносить это в журнал, — внес свою лепту в разговор пилот-командир.

— Что именно? — поддела его Элисон. — То, что мы собирались распивать спиртные напитки, или то, что не нашли штопора?

Она ехидно и с вызовом улыбалась, глядя на Райли зеленоватыми глазами.

— Отдадим бутылку Микки как экспонат для кафе. Бутылка, которая преодолела 72 световых года и осталась нетронутой, — это очень большая редкость.

Райли явно гордился пришедшей на ум идеей.

— Интересно, а как теперь считать возраст этого коньяка? — неожиданно задумался Ангелов, в ответ на вопрос которого сразу посыпались различные предложения.

В это время за единственной, оставшейся не разобранной палаткой, заслонявшей ближние холмы, раздался легкий, напоминающий звон серебряных колокольчиков звук. Возгласы и шум моментально смолкли. Четверо людлей, нисколько не опасаясь присутствующих, вышли на открытое пространство. То, что можно было бы считать лицами, казалось, сложилось в немного странную, но в целом дружелюбную гримасу. Осторожными шажками-прыжками они приблизились к замершим от неожиданности ученым. Маленькие конечности с неведомо откуда появившимися присосками на кончиках коротких пальчиков протянулись к вожделенной бутылке, которая буквально вывалилась из рук обмершего от происходящего физика.

Наверное, ученым показалось, что едва заметная струйка жидкости совершенно свободно прошла через матовое стекло и исчезла в непосредственной близости от державшего бутылку людля. Личико его, казалось, страдальчески сморщилось, и нечто похожее на еле сдерживаемый кашель несколько раз сотрясло тельце, бутылка моментально оказалась на песке, а людли исчезли так же быстро, как и появились.

Ангелов, испытавший нечто похожее на шок от только что увиденного, оправился быстро и, взяв в руки многострадальную емкость, попытался найти следы только что проведенного эксперимента.

— Вы видели что-нибудь подобное?

Ответы посыпались одновременно, но тут совершенно непривычно всех перекрыл резкий голос молчуна кибернетика:

— Я понял, что это такое. Пилот-командир изначально был прав, он все время говорил: «Не будьте как дети». Так вот…

— Это детский сад или ясли, — перебила Мануэла и набросилась на кибернетика с поцелуями, приговаривая: — Ах ты, мой умница, мой сладкий, просто гениальный ребенок… — Микки, стесняясь коллег, краснел и отбивался, что моментально разрядило обстановку. Как-то естественно и органично вернулось утерянное состояние равновесия, словно ничего не произошло.

— А почему бы и нет? — неожиданно серьезно продолжил Ангелов. — Тогда все проявления вроде бы укладываются в одну концепцию. Дети тут растут, в этом самом питательном бульоне, должно быть, где-то все это обогащается, отчего и все странные явления в океане.

— Взрослые прилетают их навестить, а места посадки… или как 7гучше сказать, и есть «запретные зоны», — подхватил Тоши, — кому же понравится, когда на стартовой площадке появляются всякие предметы, приборы или дурацкая электростатическая машина.

— Точно, — поддержал разговор Райли, проникшись всеобщим энтузиазмом, — наверное, если бы не ученые, которые вечно размещали всякие штучки вблизи «запретных зон», их было бы весьма ограниченное число.

— Это имеет смысл, — поддержал пилота-командира физик, — мы, с нашими неуклюжими попытками зафиксировать любые действия, им здорово надоедали.

— Вы представляете, каким терпением нужно обладать, чтобы не выкинуть нас всех подальше от своих детей? — продолжила общий разговор когнитолог. — Жаль, что Кёниг не дожил до того момента, когда стало ясно, что именно он спас нас всех от неминуемой беды. Если бы что-то плохое произошло с маленьким, то нам всем пришлось очень и очень скверно.

— Я сейчас отобью горлышко, — с людоедскими интонациями пригрозил физик, и Райли пришлось спасать многострадальную бутылку. Он держал ее в вытянутой руке и пытался возможно отчетливее представить, как пробка медленно выходит из горлышка… На глазах изумленных присутствующих цилиндр пробки начал, медленно вращаясь, подниматься и, наконец вывернувшись из горлышка, упал на песок.

В повисшей над группой астронавтов тишине издалека едва слышно донесся показавшийся чуть насмешливым звон серебряных колокольчиков.

— Райли! — начал было предложение физик, но Элисон перебила его.

— Я поставила диагноз, — заявила она. — Мы снежные люди, мы йети, и мы для них открытая книга. Единственно, чем мы отличились от своих предшественников, так это бутылкой коньяка. Смешно…