Перед псом Агате было стыдно. Она совсем его забросила. Не пускала больше в спальню. Реагировала отказами, когда он тыкался носом, приносил игрушки и просил уделить ему внимание.

Она совершенно утратила вкус к жизни. Она не видела смысла. У нее не было сил.

И сейчас он тоже первым делом потянулся к ней, но увидев, что отступает, посмотрел грустно, попытал счастье с Гаврилой.

Тот оказался не таким скупым. Почесал за ухом, поднял с земли мяч, метнул…

— Давай пройдемся…

И пока дог был занят — несся за снарядом, Гаврила кивнул, следя за тем, как Агата разворачивается, делает первый шаг, попытался подстроиться…

Не торопил ее с началом разговора. И сам тоже не торопился. Мудрый все же.

Мудрый и сознательно беспринципный. Страшный человек.

Опасней Кости, наверное. Хотя… У этого есть тормоза. У того — не встроено.

Прежде, чем заговорить, Агата долго вела Гаврилу подальше от человеческих ушей. Озиралась, проверяла, прокручивала в голове. В итоге вздохнула, опустилась на качели…

— Сядь, пожалуйста. Мне так… Легче, наверное.

Посмотрела на мужчину снизу-вверх, даже не пытаясь скрыть, сколько во взгляде слабости. И сколько просьбы.

Прекрасно понимала, что её сейчас сломать — просто дунуть. И что готовится вверить свои самые большие страхи человеку, который откажет скорее всего, тоже понимала. Но выхода не было.

Да и первую просьбу Гаврила исполнил.

Несколько секунд смотрел на нее задумчиво, потом опустился рядом.

Устроил локоть на колене, чуть повернулся, чтобы ему удобней было смотреть в лицо, а Агате было все равно. Она смотреть не собиралась.

Начала говорить, глядя на раскрытые ладони…

— Я Косте не сказала… И я ему не скажу. Я не буду рожать, Гаврила. Не могу.

Знала, что из нее льются слишком тихие слова. Вероятно, находись Гаврила дальше — мог бы не расслышать. Но потому и попросила сесть. Осознавала, что выталкивать из себя будет сложно…

К ним подбежал Бой, опустил у ног Гаврилы мяч, радостно понесся, когда мужчина повторил фокус…

И только после этого Агата продолжила. Глядя уже в сторону.

— У меня живот тянет… Я думаю… Ну я думаю, что… Это не нормально. Наверное, какие-то проблемы…

— Тебе к врачу надо, сестренка. Ты много нервничаешь. Ты себя загоняешь. И Костя тоже, не смотри на меня так…

«Так» Агата смотреть перестала. Снова опустила взгляд на руки.

— Мне надо к врачу. — Кивнула, закрывая на миг глаза, сжимая кулаки, чтобы сил себе придать, а потом посмотрела на Гаврилу. С мольбой… — Пожалуйста, помоги мне сделать аборт, чтобы Костя не узнал. Я умоляю тебя. Я на колени встану, если хочешь… — плакать не хотела, манипулировать тоже, но слезы как-то сами… И только остается, что потянуться пальцами, сгоняя с щек… — Я все сделаю. Что скажешь. Все деньги отдам. У меня есть квартира. У меня есть часть еще одной… Я их перепишу на тебя. Но пожалуйста… Я не могу просто… Я просто не могу… Я смотрела, как самой… Ну можно ли самой… Но у меня смелости не хватит. Я боюсь боли. И умереть я тоже боюсь. Но я не могу так, пожалуйста… Помоги мне, Гаврила. Вытащи меня отсюда. Я не могу так… Просто не могу… Я не могу с ним. Он меня уничтожит. Он наиграется и выбросит. И если я рожу — вместе с ребенком. А мне что с ним делать? Я же инвалид практически… Недочеловек… Я же не смогу просто… Я сделала большую глупость. Я сама допустила, что так получилось… В этом моя огромная вина, я очень жалею… Но если ты мне не поможешь… Я таблеток наглотаюсь. Добуду как-то и…

— Ты что такое мелешь, сестренка? Ты что несешь? — даже через пелену слез, которые мешали видеть толком, Агата замечала, как с каждым ее словом лицо Гаврилы сначала становится все более суровым, а потом брови начинают взлетать.

В итоге он не выдержал. Перебил. За запястья схватил, заставил повернуться к нему, взгляд поймал…

— Ты херню нести перестань, поняла меня? — сказал требовательно, абсолютно игнорируя то, что Агата кивает вроде, а сама жмурится, заходясь плачем… Потому что не сработало. На это нельзя было надеяться, но всё равно биться о дно отчаянья — больно. Последний шанс просран. Потрачено. — Слышишь, дурочка? Ты меня точно слышишь?

Гаврила отпустил запястья, взялся за плечи, тряхнул слегка, заставляя снова открыть глаза. Вцепился в ее лицо взглядом так, что не отвернешься.

— Ты мысли эти брось… И в жизни не говори такого. И думать не смей. Ты запуталась, это нормально. Тебя зажали со всех сторон, ты сама себя зажала тоже. Напридумала. Накрутила. Но так не будет, Агата. Поверь мне, так не будет. Костя приедет — ты ему скажешь…

Гаврила начал «строить план», Агата замотала головой, рыдая еще сильнее.

Чтобы прекратить это, вслед за плечами Гаврила сомкнул ладони уже на ее щеках. Зафиксировал, снова смотреть на себя заставил.

Она рыдала, а он улыбнулся почему-то…

— Ну ты дурочка… Вот это дурочка… Какой ты недочеловек? Сильная такая. Из любой передряги выйдешь. И сама выйдешь, и за него потом порвешь…

Гаврила взгляд опустил туда, где по-прежнему нет живота. И как хотела верить Агата — никогда не будет. Она изо всех сил запрещала себе хоть что-то чувствовать. Хотя бы к чему-то прислушиваться. И с тем, как с каждым днем становилось сложнее, всё сильнее отчаивалась.

Она всё меньше чувствовала себя легкомысленной вертихвосткой, которая просто залетела и просто же должна решить проблему. Она все чаще задумывалась о том, что это же тоже жизнь…

И чем она лучше Кости, если вот так ею распорядится? Но альтернатива была еще хуже. Не только для нее. Для ребенка тоже.

Иногда лучше не рождаться. Ей так казалось…

— А Костя… Да он за вас обоих весь мир на тряпки…

Гаврила убеждал, Агата рыдала только горше.

Не верила. Как бы красиво ни звучало — не верила.

Костя на тряпки пока что рвал только ее. Яростней, чем Бой треплет свои игрушки.

— Я не смогу, Гаврила… Не смогу… Не убеждай меня, пожалуйста. Просто… Помоги. Умоляю… Помоги… Я всю жизнь потом тебе… Я всё на свете…

Агата говорила просто потому, что терять больше нечего. Действительно готова была на всё, лишь бы помог.

Гаврила же притянул к себе, вжал в грудь, чтобы не дергалась — рукой зафиксировал.

Одной зафиксировал, второй гладил. По волосам, по спине. Молчал сначала, слушая, как плачет, потом заговорил снова… Тихо, практически на ухо…

— Ты не понимаешь просто, сестренка. У тебя джек-пот. Абсолютный. Он с тебя пылинки сдувать будет, понимаешь? С женщины, которая ему сына родит. Ты святая теперь. Гордеевское божество. Если бы ты ему сказала — уже сама всё увидела. А ты варишься… Варишься… Варишься… Пугаешь себя же… Ты не понимаешь, что значит для таких, как мы, семья… Не понимаешь просто… Мы всё на свете, чтобы у наших детей не так, как у нас, Агат… Всё на свете…