— Очень жаль, — ехидно заметила тетя Шумайсат. — Рога, между прочим, гордость оленя, а хвост — украшение лисы. Да, я родила сына от любимого человека. И не жалею об этом. — Тетя Шумайсат гордо выпрямилась, глаза ее заблестели. — Всю жизнь я жила любовью. Теперь хоть есть что вспомнить.

— Что ж, тебе только и остается произносить красивые слова, — не сдавалась тетя Умужат. — Но знай, красивые слова не смоют черных дел. — И она победоносно взглянула на тетю Шумайсат.

— Не было у меня черных дел и не будет. А вот ты вышла замуж за нелюбимого. Всю жизнь вы грызли друг друга, как волки. А потом ты выходила к людям и пела: «Омар так обо мне заботится, Омар сказал то, Омар подарил это…» Все напоказ, напоказ. Фальшивую жизнь ты провела и потому завидуешь мне. Вся твоя злость от зависти. Ржавчина съедает железо, а зависть сердце.

— Вабабай, почему я не умерла от этих слов? Почему еще живу? Чему тут завидовать! Да если бы я захотела, разве я не могла бы родить ребенка от первого попавшегося красноармейца.

— А ты, ты, — задохнулась тетя Шумайсат. — Ты всю жизнь искала в колодце рыбу. Но не поймала даже лягушку. А делала вид, что подцепила золотую рыбку.

С этими словами тетя Шумайсат вошла в дом и захлопнула за собой дверь. Но не тут-то было. Тетя Умужат ударом ноги распахнула дверь и бросилась за ней.

Этот разговор не выходил у меня из головы. Больше всего меня заинтересовали рога и хвост. Неужели у тети Шумайсат действительно есть рога и хвост? Но почему же я их никогда не видела? «Наверное, она их прячет, чтобы люди не смеялись над ней», — думала я.

С тех пор, встречаясь с тетей Шумайсат, я стала приглядываться к ней. Я ходила вокруг нее, глаза мои сверлили ее волосы, отыскивая под ними маленькие уютные рожки. Однажды я нарочно осталась спать у тети Шумайсат и ночью, когда тетя уснула, ощупала ее голову: каково же было мое разочарование, когда никаких рогов я не обнаружила. Тогда я подумала, что она просто спилила их после того разговора.

Прошло много лет, я выросла и забыла милые забавы детства. Но как-то я узнала из книжки, что рогатым в шутку называют человека, которому изменила жена или муж. И тут сразу же припомнилась моя детская выдумка. «Ага, наверное, муж тети Шумайсат изменял ей, — сообразила я, — вот почему тетя Умужат говорила, что она носит рога», — и сразу же спросила об этом у матери.

— Что ты, что ты, — рассердилась мама. — Кто тебе сказал такую глупость? Да Зубаир без памяти любил Шумайсат. Ни один горец так не берег свою жену, как он.

Вот тогда-то я и узнала про замужество тети Шумайсат.

Об этом рассказала мне мать.

После того как Умужат вышла замуж, Шумайсат стала еще печальнее. Мама думала, не завидует ли она чужой удаче, хотя это и было на нее непохоже. А еще волновалась, не плохо ли ей в нашем доме. Так и решила, после того, как Шумайсат заявила, что уходит: мол, фабрика дает ей комнату и она хочет пожить самостоятельно. Как ее ни уговаривали, она стояла на своем. Переехала. И вот как-то моя мать нашла в почтовом ящике письмо: «Выхожу замуж за человека другой национальности. Уезжаю с ним на его родину. Простите».

Мать стала припоминать всех парней, которые сватались к Шумайсат и которые просто приходили в дом, но среди них не было такого человека. Шумайсат даже адреса не оставила, и с полгода мы ничего не знали о ней. И вот как-то стирала мать белье, слышит звонок. Открывает — Шумайсат. Волосы в кружок подстрижены, губы подкрашены. А к груди какой-то большой сверток прижимает. А сама бледная.

И тут мать заплакала. Такой родной она ей показалась, хоть изменилась сильно. Подхватила чемодан, и давай обнимать. А она, смеясь, отстранила мать. «Осторожно», — говорит. Пригляделась мать: ребенок! И сразу же поняла. Да не выходила Шумайсат замуж ни за какого человека другой национальности! Придумала все, чтобы объяснить свой отъезд. Сначала мать обрадовалась этой мысли, а потом испугалась: значит, ребенок-то незаконнорожденный. Что будет! Да Магомед ее из дому выгонит! «Нет, — твердо решила мать. — Сама уйду, а ее не отпущу. И так, наверное, наскиталась…»

А Шумайсат ребенка распеленывает: мальчик веселый такой, смотрит по сторонам и все улыбается.

В это время звонок. «Неужели Магомед», — испугалась мать. Открывает, а это друг его Зубаир. Давно у нас не был. Думает, вот не вовремя… А он шапку снял и смущенно мнет в руках. Дверь из прихожей была открыта, и он сразу увидел Шумайсат. И ребенка тоже увидел. Шумайсат как раз распеленала его: лежал он и ногами и руками дрыгал, рад, что освободился.

Шагнул к ней Зубаир, а она от него. И вдруг Зубаир как закричит: «Сын! Сын мой!» Подхватил ребенка на руки и подбросил. Тут уж и Шумайсат подбежала: «С ума сошел! Ему же только три месяца». А Зубаир говорит с укором: «А скрывала, пряталась. Никогда тебе этого не прощу».

Тут уж мама совсем перестала что-нибудь понимать и ушла в кухню достирывать белье.

До поздней ночи Зубаир пробыл у нас. Вечером Магомед заперся с ним в кухне, долго они там беседовали, как мужчина с мужчиной. А через несколько дней Шумайсат с сыном уехала в аул, поселилась в отцовском доме и поступила работать в артель. Через полгода, закончив всю канитель с разводом, туда приехал и Зубаир. Свадьбы не было. Зарегистрировались они в местном загсе. Вот и вся история. Сильно они любили друг друга. «Редко когда теперь встретишь такую любовь, — вздыхала моя мать. — Дай бог, доченька, и тебе такого счастья. Только мало кому оно выпадает. Потому и завидовали ей многие. Но больше всех, конечно, Умужат».

Когда Шумайсат приехала в аул с ребенком, больше всех сплетничала Умужат. Она уверяла, что никакого мужа у Шумайсат не было и никогда не будет. Но однажды утром, возвращаясь с родника, женщины увидели, что на ее крыльце стоит высокий военный и играет с ребенком.

— Смотрите, Магомед приехал, — сказала одна из них.

— Ну да, — скривила губы Умужат, — станет он заходить к ней. Он всегда у меня останавливается, а ее и вообще выгнал из дому.

— Кто же это может быть?.. — сгорали от любопытства женщины.

В это время на крыльцо вышла и сама хозяйка, разряженная, как невеста. Пестрое и нежное гурмендо стекало с ее плеч. В руке она