Все, что удалось сделать Саше напоследок, это изловчиться и из последних сил всадить кроссовку в чужое колено. Та удачно врезалась в коленный сустав здоровяка, и тот, качнувшись, поплыл. Добавив корпусом, Стольников заставил его окончательно распрощаться с точкой опоры.

Они так и упали – вместе. Но от этого стало еще хуже. Кинетическая энергия падающих тел тем выше, чем тяжелее падающие тела. Когда на Сашу рухнуло сто килограммов живого веса, он задохнулся и едва не потерял сознание. И вдруг все стало еще хуже: теперь в бок майора давила чужая рука, а сверху давил непомерный вес.

И вдруг стало легко, и в легкие прорвался свежий воздух…

Разлепив безвольные веки, Стольников посмотрел прямо перед собой.

Чья-то расплывающаяся рожа висела над ним, и длинные волосы цвета спелой ржи щекотали его лицо.

Несколько раз моргнув, Стольников заставил себя поймать фокус.

На нем сидел Пепелищев, он-то и пытался сделать дыхание рот в рот своему спасителю.

Впервые за последние несколько минут Стольников едва не сошел с ума от ужаса. Яростно перебирая руками, он стал рваться из-под фрика.

«Стой, ты еще не живой!» – кричал ему Пепелищев, а майор, теряя силы, сбрасывал с себя груз, кажущийся ему непомерно тяжелее предыдущего.

– Признавайся – успел дохнуть хоть раз?! – зарычал он, вскакивая на ноги.

Не дождавшись ответа, он влепил Пепелищеву затрещину, после которой тот упал на пол как кукла. Затем ринулся к двери. Выбил ногой и вошел в темную комнату. Нащупал на стене выключатель. Свет вспыхнул, и Саша увидел на полу человека. Мужчина лет тридцати сидел, подобрав под себя ноги и обхватив голову руками.

– Кто такой?

– Я… не убивайте.

– Вопрос слышал?

– Я начальник хозчасти НИИ…

– Пошли, – Стольников схватил майора за шиворот и поставил на ноги. – Хозчасть… Веди к кабинету Ждана!

– Нам придется идти через два поста охраны!

– Это мое любимое занятие!

– Подтверждаю, – встрял Пепелищев.

– Заткнись! – бросил в его сторону Стольников. – Веди быстрее и отдавай приказ опустить оружие всем, кого встретим!

Выведя майора из комнаты, Стольников наклонился и поднял пистолет.

– Ствол у тебя под ребрами, – интимно сообщил начальнику хозяйственной части. – Ты понимаешь, насколько это опасно для жизни?

– Да-да, – заверил тот. – Можете на меня положиться.

Пепелищев хохотнул.

– Когда первый пост? – спросил Стольников.

– В конце коридора блока «А». Рядом с камерой.

– Какой такой камерой?

– Одиночной.

– Зачем ты о ней упомянул?

– Там охрана у двери!

– А кто в камере?

– Дочь генерала Зубова и один неизвестный…

– Дочь… генерала Зубова? – Стольников почувствовал, что ему не хватает воздуха. – Как она там оказалась, в камере?

– Был приказ полковника Ждана!

– Ждана?.. – Саша покусал губу. – Ну конечно… Кого же еще… Убить отца, а дочь – на нары… Это в его стиле.

– О чем вы?

– Ты тоже заткнись! Веди к камере!

Через пять минут они вышли в узкий короткий коридор, где вместо прохода дальше был тупик. Тупиком была крепкая металлическая дверь. Рядом стоял стол, за которым сидел «грузин» в камуфлированной форме. Второй боец Ждана сидел на столе со стаканом апельсинового сока в руке. Рядом стояла коробка.

Ни слова не говоря, Стольников поднял пистолет и дважды нажал на спуск.

Первая пуля раздробила сержанту висок и отбросила к стене. Вторая разнесла в брызги стакан в руке его приятеля и пробила любителю сока шею. Кровь мгновенно залила стены и дверь камеры.

– Открывай!

– Я сейчас… – шептал губами цвета сырых котлет хозяйственник, трясущимися руками пытаясь вставить пластиковую ключ-карточку в электронный замок. – Я сейчас…

Когда дверь была открыта, Стольников рванул ее на себя и вошел.

На нарах у стены сидела с залепленным скотчем ртом Ирина.

Сев рядом, Стольников убрал скотч, посмотрел в ее глаза и неожиданно для всех наклонился и стал искать ртом ее губы…

– Потрясающе, – тихо и хрипло констатировал в дверях Пепелищев. – Я плачу…

– Зачем ты это сделал? – едва слышно спросила девушка.

– Зачем убрал скотч?

– Зачем поцеловал. Ты ведь женоненавистник.

– Не знаю. Просто захотелось.

Ирина мгновение молчала, а потом, переходя на шепот, обещавший скорые рыдания, заговорила:

– Это в тебе гуляет средневековое мужское эго, Стольников. Три дня на разграбление захваченного города…

– Во мне бродит что-то другое, дать название чему я пока не умею.

Убрав упавшие на лицо девушки пряди, он осторожно взял ее ладони в руки.

– Вы меня простите, конечно, – нервно затоптался в дверях Пепелищев, – я сам не чужд душевного контакта, но даже при таких шелковых обстоятельствах в первую очередь я подумал бы о стремительном бегстве.

– Прости меня, прости… – бормотала Ирина. – Я здесь такого натерпелась… Я несу чушь и выгляжу полной дурой…

– Нам пора убираться отсюда, Перепелищев прав.

– Я не Перепелищев! Я Пепелищев!

– Кто бы вы ни были, я люблю вас! – вскричала Ирина и, вскочив, поцеловала фрика в губы.

– А вот это лишнее, – заметил Стольников.

– Ты ревнуешь?

– Не думаю, – и он обернулся в сторону сидевшего на нарах человека.

– А вы… – замолчав, Саша округлившимися глазами стал рассматривать лицо неизвестного. – Пресвятая Богородица…

– Привет, Саша.

Лоскутов поднялся с нар и смущенно улыбнулся.

– Лоскут… Лоскут!.. Ты что здесь делаешь?! – Стольников ринулся к нему и едва не задавил в объятиях.

– Я приехал на встречу по твоему объявлению, командир.

– Нам нужно валить отсюда к чертовой бабушке, господа настоящие мужчины! – напомнил Пепелищев.

Они вышли из камеры и быстро пошли в обратном направлении. Впереди всех семенил майор-комендант и, когда возникала необходимость, разворачивался и коротко докладывал о маршруте.

Боец между тем рассказал обо всем, что с ним случилось.

– Зачем же он тебя вызвал? – пробормотал Стольников, имея в виду Ждана. – Зачем?

– Понятия не имею.

– Он точно так мог вызвать и Пловцова с Крикуновым. И они прибыли, думая, что это я протрубил сбор!