не обращал внимания на мое копошение, просто смотрел, держал все так же властно и крепко.

Моя борьба выглядела смешно и напоминала глупое сопротивление котенка, с которым играли против его воли. Он сражается изо всех сил, а его мучитель всего лишь веселится, получая удовольствие от бесплодных усилий зверька.

В итоге, я устала, выбилась из сил и закричала прямо в наглую, невозмутимо скалящуюся морду, — да вы хоть понимаете, что лишили меня будущего? Что… Что я теперь никогда не выйду замуж! Никогда!

— Не выдумывай лишнего, принцесса, — лениво ответил Волк и , словно только и ожидал окончания моей истерики, мягко склонился и провел по шее горячими губами. Я невольно выгнулась, стремясь уйти от несносных прикосновений, но тут уж Волк был непреклонен, держал так, что невозможно было уклониться, и продолжил свое разрушительное занятие, на которое так предательски откликалось мое тело, — ну кто сейчас смотрит на чистоту невесты? Не Средние века все же…

— Я — наследная принцесса… — застонала я ему в шею с досадой, сходя с ума от всепоглощающего , дурманного запаха его кожи… Нельзя так пахнуть! Нельзя! Это слишком уж! — Я должна блюсти чистоту… Должна была… Ох…

— Ну, тогда печаль, да, — насмешливо прошептал Волк, — надо было раньше думать… Прежде чем соглашаться… И, кстати, если б ты сказала мне, кто ты, в самом начале, я бы ничего такого и не требовал…

— Правда? — выдохнула я пораженно, ощущая невероятную досаду от осознания собственной глупости и недальновидности… Ведь, в самом деле, могла бы… Ах… В этот момент Волк нашел возле уха какое-то местечко, на одно прикосновение к которому тело среагировало длинной дрожью удовольствия, а ноги подломились в коленях.

— Конечно, — прошептал он, и я ощутила, как только что поцелованного места коснулись клыки… И это было больно, Единый! И почему так сладко? Ох… — Я, что же, совсем больной, что ли, с высшей аристократией связываться? Да вы же холодные все, как лягушки…

— Вот как? — дернулась я, совершенно нерационально обидевшись, — зачем же тогда вы?..

— Ну… Ты — счастливое исключение, — он подхватил меня на руки и, сделав два шага, опустил на кровать, навалился, разглядывая, и в глазах у него светились насмешка и удовольствие, — а, может, дело в том, что ты — ведьма…

Жесткие пальцы сомкнулись на горловине сорочки, дернули резко, одним движением обнажая меня до пояса, даже охнуть не успела! А Волк, не теряя больше времени, приник губами к моей груди, заставляя изгибаться и стонать от уязвленного самолюбия, перемешанного с удовольствием.

— Хотя… — тут он оторвался от облизывания подрагивающего живота, посмотрел на меня снизу, и в глазах его жадно горели привычные уже звериные огни, — скорее всего, здесь третий вариант…

— И какой же? — я больше не пыталась сопротивляться, позволив окончательно содрать с себя тяжелый пеньюар и почившую сорочку, раздвинуть ноги… Судя по тому, куда смотрел Волк, меня ждало то самое наслаждение, что испытала в нашу с ним первую ночь… И это было стыдно, безумно стыдно, но, Единый, я ни за что не отказалась бы от этого… Просто не смогла бы. Слабая, безвольная, развратная… Кошмар…

— Я — непревзойденный любовник, — довольно ответил Волк, — даже бревно могу зажечь!

— Вы — непревзойденный хвастун, — не удержалась я, все же, от шпильки, — с невероятно грязным языком…

— Но вам же нравится то, что делает мой грязный язык, — насмешливо поднял бровь Волк.

— Не льстите себе…

— Да? Не нравится?

Волк неожиданно привстал, глядя на меня серьезно и жестко, мгновенно превращаясь из расслабленного игруна в грубого , опасного зверя.

И… В одно движение перевернул меня! Поставил на колени, парой небрежных жестов выстраивая так, как ему надо.

Я только охнуть успела, да растерянно выставить перед собой ладони.

— Если не нравится, тогда будем играть по-другому, — прохрипел Волк за моей спиной, — тем более, что вы мне еще и за пощечину должны…

— Какой вы мелочный… — стон вырвался из груди, и это было поражение мое, потому что все внутри пылало уже в предвкушении. Я — на редкость испорченная… Такая ужасная, рабская , животная поза…

— Ну, так мы во дворцах не воспитывались, принцесса, едва умеем слова связно складывать, каждую монетку бережем, — донесся сквозь шелест снимаемой одежды насмешливый голос Волка, а затем… О-о-о! Это было так больно! Единый! Почему мне так нравилось?

— Не кричи, принцесса, — Волк вышел и тут же опять жестко вошел с размаха, на всю немалую длину, — а то весь дворец сбежится посмотреть, как вам не нравится отдаваться Волку императора.

— Ненавижу… Единый… Как я вас ненавижу… — выстанывала я, невольно подаваясь назад, чтоб полнее прочувствовать, ощутить его в себе, все внутри пело от первобытного, стыдного, животного восторга, который я отказывалась признавать.

— Я чувствую, принцесса, — Волк ускорился, и покои наполнились пошлыми звуками соединения наших тел, и это было ужасно… — Ты такая мокрая… Такая сильная ненависть… А еще сильнее можешь? Давай, принцесса, сильнее! Еще! Еще!

Он наклонился, перехватил меня за талию, на мгновение приподнимая, чтоб с силой впиться в беззащитно склоненную шею жестоким укусом, зарычал, и я ощутила себя жертвой, которую терзает хищник… И, Единый… Стала от этого еще более влажной!

Повинуясь инстинктам, забросила руки за голову, обхватывая своего грубого любовника за шею, царапая затылок, выгибаясь так, что поясница начала ныть. Волк еще сильнее завелся, совсем, кажется, теряя всякое благоразумие, сходя с ума, опять властно опустил меня на постель, а затем лег сверху, придавив к матрасу и не позволяя ни пошевелиться, ни даже набрать достаточно воздуха для стонов.

Я только беспомощно вытянула руки над головой, царапая покрывало и чувствуя Волка всей кожей, везде.

Он был такой тяжелый, скользил во мне так сильно, основательно, каждый раз завершая движение мощным толчком, что я совсем скоро перестала ощущать себя человеком… Меня больше не было, словно умерла в тот момент, когда он взял в первый раз…

И то, что осталось — всего лишь животное, ласковая самка, радующаяся своему подчинению сильному самцу… Ужас…

Закрыв пораженно глаза, я полностью погрузилась в древний, как сам мир, ритм, отключаясь от этого мира…