Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, и зачем я это делаю?
Интересно, и почему герр Силверман не говорит мне, чтобы я прекратил портить школьное имущество?
– Леонард, я хочу кое-что тебе сказать и надеюсь, ты не обидишься. Внезапное изменение внешности. Ты действительно подстригся, да? – (А я просто снова и снова пишу свое имя на столе.) – Отдаешь ни с того ни с сего ценные вещи. Это явный признак. Люди с суицидальными наклонностями часто делают подобные вещи. И я боюсь, что ты в опасности.
Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К
Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К
Л-Е-О-Н-А-Р-Д-П-И-К-О-К
Я продолжаю выводить буквы на крышке стола.
Зачем?
Раньше я никогда не писал свое имя на крышке стола.
– Ты пытаешься мне что-то сегодня сказать, а? – спрашивает он.
– Не совсем так, – не поднимая глаз, отвечаю я. – Я просто хотел, чтобы вы знали, как много значат для меня ваши уроки.
Он молчит, но напряженно вглядывается мне в лицо, и я могу сказать точно, что он переживает за меня так, как, наверное, никто другой, поэтому, если я хочу выбраться отсюда и осуществить свою миссию, нужно срочно применить все свои актерские способности.
Я загоняю эмоции внутрь и в очередной раз пускаю в ход голливудскую улыбку. Улыбаюсь ему, натужно смеюсь и говорю:
– Возможно, я непременно захотел бы покончить с собой, если бы не ходил каждый день на занятия в вашем классе. Реально захотел бы. Ваши уроки – единственное, что заставляет меня держаться за жизнь.
– Это неправда. Есть масса вещей, ради которых стоит жить. Леонард, в будущем тебя непременно ждет много хорошего. Я уверен. Ты даже не представляешь, сколько интересных людей ты встретишь на своем жизненном пути после окончания школы. Твоя спутница жизни, твой лучший друг и самый замечательный человек, которого ты когда-либо знал, прямо сейчас ждет окончания средней школы и возможности войти в твою жизнь. Вероятно, она даже испытывает те же чувства, что и ты, вероятно, мечтает о тебе, надеясь, что тебе хватит сил продержаться до наступления светлого будущего, где вы непременно встретитесь. Скажи, после нашего последнего разговора ты взялся за те письма? Письма из будущего? Ты попробовал это сделать?
– Нет, – вру я, потому что написание этих писем делает меня слишком эмоционально уязвимым и прямо сейчас мне неохота возвращаться к этой теме. Мне необходимо сосредоточиться на ближайшей задаче. – Может, начну сегодня вечером.
– Не откладывай в долгий ящик. Тебе точно станет легче.
И тут я снова начинаю думать о тайне, которая меня мучает. И не знаю почему – может, потому, что другого шанса не будет.
– Герр Силверман, а можно задать вам личный вопрос?
– Спрашивай.
Пока я пытаюсь собраться с духом, мы несколько секунд сидим молча. И когда я наконец решаюсь открыть рот, мой голос предательски дрожит.
– Почему вы никогда не закатываете рукава и не носите рубашки с коротким рукавом? И почему по пятницам не надеваете, как все, тенниску?
У меня жутко колотится сердце: кажется, еще чуть-чуть – и треснут ребра, потому что я, типа, верю, будто ответ герра Силвермана может меня спасти. Хотя сейчас это уже не имеет смысла.
– Значит, ты заметил, да? – спрашивает герр Силверман.
– Угу. Я давным-давно ломаю над этим голову.
Он смотрит на меня с легким прищуром и говорит:
– Давай заключим соглашение. Ты пишешь письма из будущего, а я скажу тебе, почему никогда не закатываю рукава. Ну что, идет?
– Конечно, – отвечаю я и улыбаюсь, потому что герр Силверман реально думает, будто составление этих писем обязательно поможет.
Он всегда готов прийти на помощь запутавшимся школьникам вроде меня. И я на секунду забываю, что уже написал письма и вообще завтра меня на этом свете уже не будет, значит я никогда не узнаю, почему герр Силверман категорически не закатывает рукава.
– Вам понравился подарок?
– Я весьма польщен, что ты высоко ценишь меня как педагога, но я не могу оставить это у себя, Леонард. – Он кладет медаль в коробочку. – Это фамильная ценность. Твоя по праву рождения.
– Тогда можете на время оставить медаль у себя, пока я не решу, что с ней делать? – Сейчас у меня совершенно нет желания спорить. – Хотя бы на одну ночь? Сделайте мне такое одолжение.
– Почему?
– Просто потому. Хорошо?
– Хорошо, – отвечает он. – Только на одну ночь. Ты ведь придешь завтра ее забрать? Обещаешь?
Я знаю, что он делает: дает мне задание, вынуждающее меня непременно быть здесь завтра. И мне сразу становится лучше, даже странно, что я все еще могу иногда чувствовать себя лучше.
– Да, – вру я. – Я буду здесь завтра.
– Хорошо. Я очень хочу видеть тебя здесь каждый день. Я буду в отчаянии, если твое место останется пустым. В полном отчаянии.
Наши глаза встречаются, и я думаю о том, что герр Силверман – единственный человек в моей жизни, который никогда не пудрит мне мозги, и, возможно, единственный в нашей школе, кому не безразлично, исчезну я или буду ошиваться поблизости.
– Правительство должно дать вам медаль за то, что вы такой хороший учитель, герр Силверман. Серьезно. Действительно должно.
– Спасибо, Леонард. Ты уверен, что нормально себя чувствуешь? Больше ни о чем не хочешь поговорить, а?
– Уверен. И на самом деле мне надо увидеться с нашим консультантом-психологом. Миссис Джиавотелла уже доложила о моем «странном поведении». Не сомневаюсь, что у вас тоже попросят дать профессиональное заключение по поводу моего душевного здоровья. Но сейчас мне надо в кабинет к начальству. Поэтому, даже если у меня полный сумбур в душе, суперконсультант миссис Шенахан с ходу приведет меня в порядок с помощью рутбирного леденца и только потом отпустит домой. Так что не волнуйтесь, хорошо? – Я поднимаю глаза проверить, повелся ли он на мои враки, и вижу, что не повелся. Поэтому я говорю: – Простите, что исписал ваш стол. Хотите, я сейчас все сотру?
– Если я дам тебе номер своего сотового, ты можешь пообещать, что позвонишь мне, если ты вдруг надумаешь наложить на себя руки?
– Я не собираюсь…
– Звони в любое время дня и ночи. Ты можешь пообещать, что сразу мне позвонишь, чтобы я мог рассказать тебе, почему никогда не закатываю рукава? Ручаюсь, узнав ответ на этот вопрос, ты сразу почувствуешь себя лучше, но давай оставим это на потом, когда тебе будет по-настоящему худо. Тогда это будет экстренный антидот анекдотом, – говорит он и улыбается, в свою очередь заставив и меня улыбнуться, потому что он страшно гордится своим дурацким каламбуром и, более того, снова нарушает правила, так как собирается дать мне номер своего сотового. Ни один учитель в нашей школе в жизни такого не сделал бы. Ради меня герр Силверман выкладывается на все сто. И мне сразу становится грустно, ведь он реально расстроится, узнав о моем убийстве-самоубийстве. – Ну так что, обещаешь позвонить мне, если станет хуже? Прежде чем принимать поспешные решения? Если позвонишь, я отвечу на твой вопрос. Это большой секрет. Но я скажу тебе, Леонард, потому что, как мне кажется, ты должен знать. Ты другой. И я тоже другой. Быть другим очень хорошо. Однако быть другим очень тяжело. Можешь мне поверить, я точно знаю.