Будто опомнившись, глаза его метнулись обратно к крышам. На мгновение брови удивленно поднялись, потом нахмурились. И Феликс бросился вниз, едва разбирая дорогу.

То, что он сперва принял за белесый столб тумана, оказалось человеческой фигурой в белых просторных одеждах. Силуэт неподвижно стоял на самом конце шелома — этого узкого бруса, венчающего два крутых ската кровли, — потом раскинул руки и, будто во сне, пошагал по этому гребню крыши вперед, к резному коньку.

Хорошо хоть через забор не пришлось лезть — ворота во двор были не заперты.

Фигура, маячащая на фоне синевато-бирюзового неба, оказалась не призраком и не видением. Запрокинув голову, Феликс разглядел молодого парня в длинной рубахе до пят, точно только что вылезшего из постели. Несмотря на то что сейчас он медленно шел по узкому брусу, лицо его было совершенно спокойно, а глаза не мигая смотрели куда-то вдаль. До конца пути оставалось несколько шагов, впереди был конек, крыша кончалась, и под ногами сомнамбулы скоро окажется пропасть. На первый взгляд, конечно, не слишком глубокая, но все-таки: подклеть, светлица, горница, чердак… — у Феликса не осталось времени на расчеты. И как только этого лунатика туда занесло?! А главное — каким образом теперь до него самого добраться? Вокруг нет ни лестницы, ничего! Лишь неподалеку от крыльца росла старая береза, ветви которой — вполне, кстати, толстые и прочные на вид — низко склонялись над крышей, словно собирались ее обнять, защитить от непогоды. К стволу ее весьма кстати была приставлена пустая бочка.

Раздумывать некогда — парень медленно, но верно приближался к краю. Стараясь не шуметь, зная, что если лунатик очнется, то непременно испугается, и тогда точно падения не миновать, Феликс, настороженно поглядывая на сумасшедшего любителя прогулок при луне, забрался сначала на бочку, потом на березу. Выбрал самую крепкую, низко нависающую ветку и, уцепившись, будто гороховый ус, обхватив ее руками и ногами, подполз как мог близко — пока ветка не закачалась, угрожающе поскрипывая. Теперь хотя бы можно будет дотянуться и ухватить лунатика за шиворот.

А тот между тем дошагал до конька, с минуту постоял, словно погруженный в раздумья, после чего резво подпрыгнул и уселся на декоративное украшение верхом, спустив ноги вниз. Пришпорил голыми пятками резные бока и принялся изображать скачки, понукая деревянную лошадь воображаемыми поводьями.

Феликс несколько раз порывался подхватить парня, но лунатик и не думал падать. Он с увлечением, причем в полнейшей тишине, размахивал в предутренних сумерках всеми четырьмя конечностями, чудом не сваливаясь. После внезапно устал, обмяк и прикорнул, где сидел — одной рукой обняв конька за длинную шею и подперев щеку ладонью другой. Мирно засопел. Феликс подождал, но лунатик не шевелился. Тогда он сполз чуть вниз, в развилку ствола, огляделся.

Сквозь трепещущие листочки синело стремительно выцветающее небо, по которому свежий ветерок гнал барашки пушистых облачков. Над рекой дымкой таял туман. Ярким румянцем разливалась заря над черными верхушками соседнего леса.

По двору гордо прошествовал черный кот. Задрав голову, поглядел на свисающие ноги лунатика, и, махнув хвостом, отправился дальше.

По соседству с березой росла вишня. Кроны двух деревьев смыкались, сплетаясь ветвями. Протянув руку, Феликс без труда собрал горсть пунцовых, горящих в полумраке ягод. Сочных, но совсем не сладких…

Мягко распахнулась дверь дома. Феликс напряженно замер, вглядываясь в черноту проема. На крыльцо вышел жилистый, дочерна загорелый мужик с всклокоченной бородой, в одних залатанных подштанниках. Зевнул во весь рот, сошел вниз и, лениво глянув по сторонам, пристроился прямо к березе. Феликс отвел глаза. Оправившись, мужик отправился обратно спать, так и не подняв ни разу голову. А то вот бы удивился…

Черный кот вновь появился в поле зрения — теперь уже на крыше стоявшего за забором сарая. Деловито обежав по кромке кровли, аккуратно переступая лапами, спустился по балкам, прошелся по выступающей дверной притолоке. Потянувшись во всю длину гибкого тела, нащупал лапой засов, наступив на который, оттолкнулся и легко спрыгнул вниз. Засов из горизонтального принял вертикальное положение, кот скрылся из виду, а дверь сарая, чуть скрипнув, плавно отворилась. Из темноты появилась узкая рогатая голова, покосилась по сторонам, тряхнула развесистыми ушами. Не заметив поблизости хозяев, семейка из четырех коз смело потрусила в огород…

Подремав немного, лунатик зашевелился, неспешно поднялся, как будто вполне осознанно подобрав рубаху, съехал по скату, точно с горки, до козырька крыльца. Взявшись за край, перекувырнулся — и оказался на перилах, откуда спрыгнул на землю и, уже как все нормальные люди, поднялся по ступеням и вошел в избу через дверь, тихо ее за собой закрыв и даже не хлопнув.

Феликс вздохнул с облегчением и тоже засобирался вниз. Но вздрогнул, вскинув голову, впился глазами в небесную даль. Приглушенный женский крик пронзил синеву, будто пущенная стрела. Прочь от растекающегося пламени зари пронеслась черная тень — не птицы, значительно крупнее, со шлейфом развевающихся волос и чего-то странно знакомого, — и резко спикировав вниз, влетела в дымоход одной избы, подняв из трубы серое облако золы.

В тот же миг в отдалении прокричал петух. Торжественный клич подхватили на соседнем дворе — и наперебой принялись вторить со всех сторон остальные.

Кажется, этой ночью он увидел более чем достаточно…

Однако до восхода солнца Феликса ждал еще сюрприз. Он невольно стал случайным свидетелем весьма деликатной тайны, которая смутила его более всех остальных, ныне раскрытых.

К терему Яминой он возвращался обходным путем, по краю неглубокого овражка, с одной стороны к которому подступала роща, по-утреннему бодро звеневшая птичьими голосами, а с другой стороны начинался сад, пестрый от любимых Полиной Кондратьевной колокольчиков, маргариток и прочей ароматной флоры. Поднявшись по заросшему земляникой откосу, нужно было обойти вокруг беседки, густо обвитой ярко-изумрудными плетьми дикого винограда, — и до терема оставалась буквально пара шагов.

Итак, когда он проходил мимо беседки, чьи вообще-то ажурно-прорезные стенки стали совершенно непрозрачны из-за плотного ковра резных листьев, слуха его коснулся тихий всхрап. Оглянувшись, Феликс увидел возвышающуюся над смородиновыми кустами спину лошади. Услышав шаги, лошадь тоже подняла голову и поглядела на него поверх зарослей. Повела ухом в сторону беседки — точно пальцем указала. И правда — оттуда послышался смех и приглушенные голоса. Два голоса, мужской и женский.

Это неправильно, это аморально — но он подслушал. Нет сомнений: то было тайно назначенное свидание. Чтоб в этом точно увериться, он задержался, пожалуй, на полминуты. С каждым словом все больше лицо его заливалось краской, а глаза не знали, на чем остановиться. Встретившись наконец взглядом с меланхолично жующей лошадью, словно опомнился — и поспешил покинуть сей укромный уголок сада, уединение которого он непреднамеренно нарушил.

В окне комнаты, предоставленной хозяйкой Серафиму Степановичу, мерцали тусклые отблески огня. Ставни были приоткрыты, внутри виднелась прозрачно колышущаяся кисея занавески. Феликс негромко позвал, а для верности закинул камешек, звонко стукнувший по стеклу. Так и есть, воспользовавшись привычной бессонницей, монах занялся изучением обширной хозяйкиной библиотеки — что наметил еще с вечера.