— Поэтому, — повысила она голос, чтобы привлечь внимание мужчин, — я решил принести свою койку, как вы мне приказали. Но на пути к полубаку я… словом, я увидел брата, который хотел перекинуться со мной несколькими словами. Ну, я пошел за ним… только на минутку, но тут мой живот опять подвел меня. Я хотел немного полежать, пока мне станет лучше. А потом очнулся, когда Мак меня разбудил и задал трепку за то, что я сплю и не выполняю свои обязанности.

— Трепку, говоришь? И это все? Что ему еще надо, черт бы его побрал?

— У меня уши после трепки стали еще больше.

— Правда? По крайней мере это избавляет меня от неприятной обязанности. — Затем, понизив голос, капитан спросил: — Очень больно, Джорджи?

— Конечно. Вы хотите увидеть, что с ними стало?

— Ты покажешь мне свои длинные уши, парень? Я буду польщен.

Вдруг она рассердилась.

— Напрасно, я не собираюсь показывать свои уши. Вам придется поверить мне на слово. Я знаю, что вас это забавляет, но думаю, вы заговорили бы по-другому, если бы вам стукнули по уху.

— Я получал по уху множество раз, пока не стал сам боксировать. Готов научить тебя.

— Чему?

— Как защищаться, мой мальчик.

— Защищаться… от собственного брата?

— От брата или от кого-то еще… Прищурившись, Джорджина с подозрением взглянула на него.

— Вы видели, что произошло?

— Не видел даже краем глаза. Так как, хочешь брать уроки по боксу?

Джорджина едва не засмеялась, услышав подобное абсурдное предложение. Конечно, было бы полезно уметь защищаться, особенно пока находишься на этом судне. Но уроки означали бы, что еще больше времени придется проводить с капитаном.

— Нет, благодарю вас, сэр. Я справлюсь сам. Он пожал плечами.

— Как хочешь. Только в следующий раз, Джорджи, когда я прикажу тебе что-либо сделать, делай так, как сказал я, а не так, как тебе больше нравится. И если ты когда-нибудь опять заставишь меня беспокоиться, не свалился ли ты ненароком за борт, то не обессудь: я непременно запру тебя в каюте.

Джорджина заморгала глазами. Произнес это Джеймс Мэлори, не повышая голоса, но слова прозвучали настолько сурово, что она ни на минуту не усомнилась: именно так он и поступит. Хотя это, в общем, смешно. Ее так и подмывало объяснить ему, что она знает все уголки, закоулки, ходы и выходы на судне лучше, чем добрая половина членов команды, и ее шансы упасть за борт минимальны. Но пришлось промолчать, ведь совсем недавно она говорила, что это ее первое плавание и что она ничего не знает о морских судах и порядках. Конечно, она не верила в то, что он беспокоился о ней, скорее всего ему не нравится ждать, когда принесут еду. Ведь он ярко выраженный деспот, о чем ей следует всегда помнить.

Молчание нарушил вопрос мистера Шарпа:

— Если мы не собираемся посылать за плеткой, то, может быть, примемся за обед?

— Тобою всегда управлял желудок, Конни, — сухо заметил капитан.

— Стало быть, одного из нас можно порадовать. Так чего же ты ждешь, парень?

Как же Джорджине хотелось опрокинуть содержимое подноса на первого помощника! А что, если это и в самом деле проделать? Нет, нельзя, иначе он сам отправится за плеткой.

— Мы сами себя обслужим, Джорджи, поскольку ты опоздал и не выполнил и других своих обязанностей, — сказал капитан, когда она поставила на стол поднос.

Джорджина недоумевающе посмотрела на Джеймса. Она не испытывала чувства вины за невыполнение того, чего капитан ей не приказывал. Однако он с пояснениями не торопился, даже, казалось, не обращал на нее внимания, разглядывая принесенные блюда, и Джорджина вынуждена была спросить:

— Какую обязанность я не выполнила, капитан?

— Что? Я имею в виду ванну, разумеется. Я люблю принять ее сразу после обеда.

— С пресной или морской водой?

— Только с пресной. У нас ее больше чем достаточно. Вода должна быть горячая, но не кипяток. Сюда входит восемь полных бадей.

— Восемь! — Она быстро опустила голову, чтобы капитан не заметил выражение ужаса на ее лице. — Да, сэр, восемь бадей. Раз в неделю или раз в две недели?

— Ты меня смешишь, мой мальчик, — хмыкнул Джеймс Мэлори. — Естественно, каждый день.

Джорджина не смогла сдержать стона. В конце концов ей наплевать, слышал его капитан или нет.

Этот бугай оказался страшно привередлив. Ей я самой хотелось бы ежедневно принимать ванну, но не таскать же тяжеленные ведра с камбуза. Она повернулась, чтобы идти, но ее остановил голос первого помощника:

— Найдешь бадью на полуюте, юнга. Можешь попробовать, но я сомневаюсь, что у тебя хватит сил больше чем на четыре бадьи. Поэтому можно воспользоваться бочонком, который находится наверху у трапа, чтобы налить в ванну холодную воду. Это сэкономит тебе время и силы, а я прикажу, чтобы бочонок наполняли каждый вечер.

Джорджина благодарно кивнула — это все, на что она была способна в этот момент. Может, это и в самом деле благородный жест со стороны первого помощника, однако она все еще продолжала испытывать неприязнь к нему… и к его чистоплотному капитану.

Когда дверь за ней закрылась, Конни спросил:

— С каких это пор на борту судна ты стал принимать ванну каждый день, Хоук?

— С тех пор как заполучил себе в помощники эту милую девчонку.

— Я должен был сообразить, — фыркнул Конни. — Но думаю, она вряд ли скажет тебе спасибо, когда сосчитает все мозоли на руках.

— Неужто ты думаешь, что я заставлю ее таскать эти бадьи? Не хватает еще, чтобы она накачивала мышцы, которые ей совершенно не нужны! Вовсе нет! Я уже договорился с Анри, чтобы он продемонстрировал свою доброту!

— Анри? — Конни усмехнулся. — Говоришь, доброту? А ты не сказал ему…

— Конечно, нет.

— А он не спрашивал тебя, почему ты этого хочешь?

Джеймс хмыкнул.

— Конни, старина, ты слишком часто задаешь мне всякие дурацкие вопросы и забыл про то, что другие не смеют это делать.

Руки у Джорджины слегка дрожали, когда она ставила грязную посуду на поднос и убирала со стола. И вовсе не от того, что она перетрудилась. Все, что ей пришлось сделать, — это донести бадьи от двери до ванны, а благодарить за это нужно было шумливого француза, который страшно огорчился, когда она расплескала воду на палубе. Его звали Анри. Он и слушать не стал ее протестов, а просто приказал двум парням чуть постарше самой Джорджи притащить по четыре бадьи к двери. Ребята, конечно, были покрупнее и посильнее ее, а протестовала она потому, что знала: они будут ворчать из-за того, что им приходится выполнять чужую работу.

Однако возмущения с их стороны не последовало, а сам Анри сказал, что ей нужно чуточку подрасти, прежде чем приниматься за мужскую работу. Она, можно сказать, обиделась на это, но вовремя придержала язык. В конце концов человек ей помогал.