Люди носят лекарство с собой и принимают в очень больших дозах – от 80 до 100 единиц. Однако, если вы вколете малую дозу, скажем, от 5 до 10 единиц, человеку, организм которого не переносит инсулин и в крови которого пониженный уровень сахара, то, возможно, он умрет от так называемого гипогликемического шока».

Кремлевский терапевт подытожил свое заявление такими словами: «Мы исходим из подобных представлений, когда имеем дело с нашими жертвами; не желая применять ядовитые субстанции, мы прибегаем к неправильному лечению».

Во время последней болезни Сталина у вновь назначенной медицинской администрации Кремля проявилось качество, которое современные психологи назвали бы «гиперкомпенсацией»: поток медицинской информации изливался из Кремля в течение почти недели, прежде чем было сообщено о смерти Сталина. В медицинских бюллетенях о состоянии его здоровья, появлявшихся с завидной регулярностью, говорилось обо всем: о кровяном давлении, частоте пульса, характере дыхания, нехватке кислорода в легких, расширении сердца, повышенной температуре и воспалении легких. Диктатор мог вполне умереть к тому времени, и подробности его борьбы со смертью были не более чем пропагандистским прикрытием происходивших событий.

Десять врачей, включая вновь назначенного начальника медицинской администрации доктора И.И. Куперина, ставили свои подписи под этими бюллетенями. Такая практика шла вразрез с обычной секретностью Москвы. Советские власти могли однажды открыто сообщить о смерти Сталина; вместо этого они старались показать, что делалось все необходимое для лечения. Борьба Сталина со смертью была подозрительным образом тщательно задокументирована.

В дополнение к этому сразу же после кончины Сталина стране было представлено подробное посмертное медицинское освидетельствование. Целью его опубликования было снять с каждого возможную вину за смерть диктатора. Из-за грандиозности события на поистине замечательный документ не обратили должного внимания, хотя о нем было достаточно хорошо известно в Советском Союзе.

Посмертное освидетельствование указывало на то, что было произведено тщательное вскрытие тела Сталина. Особо подчеркивалось, что результаты вскрытия подтвердили правильность поставленного диагноза и лечения; утверждалось, что болезнь Сталина носила «необратимый» характер и что «проводившееся активное лечение не предотвратило фатального исхода». Все звучало так, как будто каждый пытался доказать свою невиновность снова и снова.

Несмотря на то что Сталин фактически умер в Кунцево, в первом сообщении о его болезни говорилось, что «он заболел в своей квартире». Что произошло до того, как тяжело больной человек был перевезен на дачу в Кунцево, так и не было выяснено. Это полное отсутствие информации о том, что именно происходило в конце февраля и первых днях марта, еще более драматизирует ситуацию, так как это был переломный момент в борьбе за власть в Кремле.

Две другие внезапные смерти и одно таинственное исчезновение сделали еще более загадочной причину неизлечимой болезни Сталина. 15 февраля был убит его личный охранник генерал-майор Петр Косынкин, что на официальном языке коменданта Кремля было названо «преждевременной смертью». Само официальное сообщение, опубликованное в московской прессе, было беспрецедентным событием.

А на следующий день после того, как Сталин тяжело заболел, умер 41-летний «ответственный работник ЦК КПСС» А.М. Митин. Его некролог сопровождала фотография, что было принято только для высших партийных функционеров. По всей видимости, он сотрудничал с государственными спецслужбами, хотя в то же время и проработал в партийном аппарате девять лет. Митин был совершенно неизвестен вне узкого круга основных партийных деятелей. Его некролог был опубликован не в «Правде», центральной партийной газете, что было бы весьма логично, но в «Московской правде», органе столичной партийной организации. Согласно имевшемуся графику публикаций в московских газетах можно утверждать, что новость вначале была передана во все газеты, но в итоге появилась только в партийной прессе. В это время болезнь Сталина все еще держали в секрете, и Светлану так и не допустили к нему.

Одновременное с убийствами исчезновение личного секретаря Сталина Александра Поскребышева – наиболее знаковый факт его таинственной смерти. Поскребышев жил по соседству с вождем в Кремле и был одной из тех незаметных, но влиятельных фигур, имена которых редко упоминаются в исторических исследованиях. Он стал одним из творцов великой истории, присоединившись в марте 1917 года к большевикам в возрасте 26 лет. Поскребышев начал работать в Центральном секретариате компартии еще в 1923 году. Он никогда не сомневался в Сталине и стал его незаменимым помощником во всех делах. Начиная с самых простых – с подготовки документов и вплоть до содействия ему в широкомасштабных чистках. Если о ком-то можно сказать, что он был посвящен в тайны Сталина, так это, конечно, о нем; это был не привлекавший к себе внимания человек, который провел всю свою жизнь рядом со Сталиным.

Профессор Константин Штепа, бывший преподаватель исторического факультета Киевского университета, говорит, что Поскребышев был не только «правой рукой Сталина, но и вдохновителем его решений». Борис Николаевский сделал вывод, что ему, помимо того, что он возглавлял личный секретариат Сталина, поручали «выполнение всевозможных тайных поручений советского диктатора». Он произнес важную речь на партийном съезде в октябре 1952 года, и 22 февраля 1953 года был избран депутатом Моссовета. Это было последним, дошедшим до нас известием о человеке, который остался альтер эго Сталина даже в смерти.

Не будем делать дальнейших выводов из событий, связанных с последней болезнью Сталина, а рассмотрим мотивы поступков людей из его окружения. Хрущев заявил на XX партийном съезде в 1956 году, что Сталин намеревался расправиться со старыми членами Политбюро. Он процитировал слова Булганина, который рассказывал, что человек «шел на встречу со Сталиным, как его друг, а когда садился рядом со Сталиным, то и представить себе не мог, где он окажется через некоторое время – дома или в тюрьме». Хрущев вспоминал, что Сталин выдвигал «необоснованные обвинения» против Молотова и Микояна, обвиняя их в заговоре против него. Хрущев представлял дело так: «Не исключено, что Сталин продолжал бы управлять страной еще несколько месяцев, а Молотову и Микояну запретили бы выступать на съезде».

Замечания Хрущева подтвердились на похоронах жены Микояна, которые имели место, когда первый заместитель главы советского правительства был на Кубе во время ракетного кризиса 1962 года. Один из выступавших на траурной церемонии, Иван Шаумян, сказал: «Никто не знал, как много бессонных ночей провела его жена, не зная, вернется ли домой ее муж». Он добавил, что во время Второй мировой войны один из сыновей Микояна был выслан Сталиным в Сибирь.

Другими словами, у кремлевской клики были все основания желать смерти своего вождя. Сталин стал узником своих собственных страхов. Никакое пресмыкательство перед диктатором не могло успокоить его. Если бы они промедлили, то, как сказал Хрущев, через несколько