попасть только в свой перерыв. Поэтому, менее меткие стрелки могли остаться голодными.

Манфрэд подошел к Генриху и потребовал его карабин. Долго ему уговаривать не пришлось, и он быстро получил то, что хотел.

Повторно рассматривая оружие, Манфрэд внимательно вглядывался в него. Ему понравилась эта сборка, по ней сразу были видны крепкие руки конструктора. Все детали идеально располагались на своих местах. Карабин выглядел, как с конвейерной ленты. Офицером была осмотрена каждая часть: дуло, приклад, мушка. Ничего не уходило из-под его цепкого взора.

— Не заряжено, — сказал Генрих, обращая внимание на то, что его офицер потянулся к магазину с патронами.

— Я в этом деле мастер, юнец. Разбираю и собираю ружья, как ласкаю женщину — интуитивно и закрытыми глазами. — Сказав это, офицер пошло и отвратительно улыбнулся.

Манфрэд всё же отсоединил магазин. Убедившись в отсутствии патронов, он продолжил осмотр. Напоследок он совершил странное действие: посмотрел прямо в глубь ствола. Держа свой глаз напротив дула, он нажал на спусковой крючок.

После досконального осмотра Манфрэд обернулся, упёрся прикладом в плечо и стал пристально смотреть через мушку. Началась очередная лекция, в ходе которой офицер рассказывал, как стрелять, целиться, и о необходимости в перезарядке. По его рекомендации, стоило наизусть знать количество патронов в оружии, чтобы не создавать для себя тупиковых ситуаций, когда стрелок не сможет защищаться.

Во время этого длительного рассказа, Генрих заметил вдали движение. Отойдя в сторону от толпы, он увидел человека с перебинтованной головой, что медленно расставлял посуду на деревянных столбах. Генрих узнал этого человека, хоть его голова и была полностью покрыта бинтами. Он понял, что это был Блиндар. После того, как он закончил с расстановкой всех мишеней, то подул в свисток и поспешно удалился в сторону лагеря.

— Вот и мишени, — сразу сказал Манфрэд, возвращая оружие Генриху.

После этих слов он подошел к ящику у забора, встал на колено рядом с ним и открыл. Отходя в сторону, он изящно махнул рукой, будто призывал голодных детей к столу. В ящике лежали патроны. В нём было несколько отдельных отсеков, у каждого из которых было название оружия. Каждый должен был вручную зарядить магазин и начать стрелять. Дождавшись своей очереди, Генрих взял горсть патронов из отсека «G-41».

Самая тихая пора этого дня происходила тогда, когда все заряжали обоймы. Раньше всех начали стрелять только те, у кого было минимальное количество допустимых патронов. Тогда, всё поле погрузилось под полотно непрекращающихся выстрелов. Первые выстрелы происходили с некой натяжкой, перед тем как стрелки производили выстрелы, они нервно чего-то выжидали, — опасались.

Цель данного задания была достигнута спустя несколько часов непрекращающейся стрельбы. Все уже привыкли к этому шуму, кто-то даже получал азарт от устроенного тира.

Генрих решил начать с положения лежа, заняв удобную позицию на земле; он всматривался в посуду вдали. Каждый раз, когда палец касался спускового крючка, юноша вспоминал погибшего парня. Перед глазами он снова видел застывшее выражение ужаса. Данная картина долго не давала ему стрелять, но в конечном счёте выстрел произошел. Это было совершенно случайно, когда лежачего и бездействующего Генриха пнул по сапогу Манфрэд. Неожиданный выстрел оказался удачным, и он поразил самую дальнюю цель. Тогда Генрих недовольно окинул взглядом своего офицера, который улыбался с ноткой гордости и презрения.

— Десять минут.

Прошло несколько часов. Солнце уже склонялось к горам, приближая вечер. Уставший от шума и отдачи карабина, Генрих возвращался в Керхёф. Он завершил своё задание в первой половины всего отряда. Для него сложнее всего был последний выстрел, так как ему пришлось целится по убегающему ведру. Хоть он и устал за всю эту тренировку, но воспоминания о том, как Блиндар бегал по полю с пятиметровой верёвкой, волоча за собою шумное ведро, забавляло Генриха. Оставшиеся патроны было приказано оставить в ящике, а оружие нужно было в свободное время пересобрать и почистить.

Обедая в вечернее время, Генрих стал замечать новые детали в окружении. Сегодняшняя тренировка пошла на пользу многим — у них появился интерес в текущей обстановке. Всё медленно налаживалось, несмотря на произошедшее событие прошлого дня. В столовой было всё больше и больше людей, что улыбались и смеялись.

Питаясь почти два раза в день, омерзительная каша в тарелке уже не казалась столь отвратительной. Теперь это просто неизвестная субстанция без вкуса. Во время проведения тренировок, офицеры почти не оставляли свои отряды без надзора, но когда были вынуждены отлучиться, другие офицеры присматривали за чужими отрядами, из чистой солидарности к товарищам. В этот день еду им приносили повара, прямо на стрелковые поля. Можно было мельком уловить сладкий аромат нормальной еды, которая не светила никому из новобранцев.

За стол Генриха сел Вольфганг. Он был чем-то доволен и радостно смотрел на своего друга.

— Наконец-то ты не сидишь допоздна, и у нас даже будет время для разговоров.

— Сегодня день был без «подарков». У меня получилось закончить одним из первых.

— Сколько ты сделал всего выстрелов? — Вольфганг начал проявлять интерес к способностям своего друга.

Генрих не ответил на этот вопрос, только нервно поперхнулся едой.

— Генрих?

— Двадцать три…

— Неплохо. У меня было более пяти десятков…

После этих слов Генрих, наклонил вбок голову и посмотрел, какое оружие досталось Вольфгангу. Автомат.

— Давно ты закончил? — поинтересовался Генрих.

— Только что.

— Автоматы же отличаются высокой скорострельностью. Как так вышло что ты закончил только сейчас?

— Долго целился и плохо стрелял. — Вольфганг чесал свой затылок и невинно улыбался.

После непродолжительной паузы, Вольф наклонился ближе к Генриху и тихо прошептал:

— Что насчёт твоего отца?

Генрих был удивлен таким уровнем осторожности. Их окружала только пара зевак, которым не было никакого до них дела. Он не стал подыгрывать своему другу и бросил вилку в тарелку с недоеденной кашей.

— Я не знаю. У меня с самого начала был план. Я думал, что он идеален в исполнении, но в итоге всё разрушилось. Мой офицер не хочет меня слушать, и я сомневаюсь, что у других будет желание. Да и что тут поделать, у меня нет ни сил, ни времени даже планировать что-то.

— Стоит попробовать, Генрих. Если не получится с офицерами, можно постараться поговорить со старшим сержантом. Он находится в этом лагере, но почти не выходит из своей хижины.

— Боюсь, что я уже не, как раньше. Когда я увидел смерть того кабана, всё внутри меня перевернулось.

Хоть они и не шептались, Вольфганг всё время был так же близко наклонён к своему собеседнику, как в начале их разговора. Когда же он услышал откровение Генриха,