– Почему ты смеешься? – я отстранился, хотя все во мне трепетало, словно в минуты наивысшей опасности.

– Так… – она опять прыснула в ладошку. – Вспомнила… У нас тоже иногда целуются при встрече. Но только те, кто состоит в близких отношениях… Как бы это лучше выразиться.

– Любовники, – подсказал я.

– Может быть, – она вернулась на прежнее место и, взбив пух, прилегла на бочок. – А теперь уходи. Хмырь сказал, что я здесь буду жить одна.

– Кто такой Хмырь?

– Тот молодчик, который уговорил меня прилететь сюда, – она скривила скорбную гримасу, и я сразу понял, что речь идет о Рябом.

– Как же ему это удалось? Наверное, что-то пообещал тебе?

– Конечно! Пообещал веселую прогулку. Отдых, развлечения. Интересные знакомства. А кроме того, я немало задолжала ему за украшения, – она приподняла ножку, щиколотку которой украшал массивный золотой обруч, похожий на половинку перепиленных кандалов. Похоже, что девушку слегка надули. Ничего не могу сказать насчет интересных знакомств, но единственные развлечения здесь – созерцание окрестностей да весьма небезопасные воздушные экскурсии к Светочу. Ну еще кормежки, когда ты ходишь от кучи чего-то похожего на слоновое дерьмо к куче чего-то вообще невообразимого и решаешь для себя, какое блюдо можно считать первым, а какое вторым.

Когда я поделился своими сомнениями с Ферой, она только беспечно расхохоталась (еще та была хохотушка!).

– Я сама развлечение! Со мной не соскучишься. Разве ты еще не понял?

– Теперь понял, – вынужден был признаться я.

– Какой-то ты кислый, – говоря такие слова, обычно морщатся, а Фера улыбалась еще шире. – Может, приболел?

– Не жалуюсь.

– По дому скучаешь? – не знаю, что наговорил обо мне Рябой, но любой дурочке было понятно: я здесь чужой.

– Как раз и нет. Мой дом там, куда меня пустили переночевать.

– В этом я с тобой полностью согласна! – она даже в ладошки захлопала. – Скучно сидеть на одном месте… А сейчас ступай. Мне нужно привести себя в порядок. Увидимся позже. И не забудь занести внутрь мой сундучок, который остался снаружи.

Этот сундучок, разукрашенный не менее богато, чем рака с мощами святого, был хоть и объемист, но довольно легок. Ничего удивительного – отправляясь в развлекательное путешествие, женщины не берут с собой оружие и золото. А наряды, украшения и всякие другие дамские штучки весят немного.

Забыв и про обед, и про занятия с вещуном, я, словно оглушенный, бродил по поселку. То, что творилось в моей голове, мало было назвать кутерьмой – это был острый приступ шизофрении, усугубленный солнечным ударом.

Столько переживаний из-за какой-то вертихвостки скажете вы. Из-за нее, вестимо. Но следует учесть, что существа, схожего со мной, а проще говоря человека, я не видел уже целую пропасть лет. А сегодня случай послал мне не просто человека, а женщину, вдобавок привлекательную, с веселым, общительным нравом.

Конечно, за этот подарок следует благодарить Рябого. Хитер бобер, ничего не скажешь! Сам ведь бесполый, словно рабочий муравей, а знает, на какой крючок ловится такая рыбка, как я. Зачем же тогда понадобился весь этот спектакль с демонстрацией сокровищ местной Голконды?

Впрочем, отгадка лежит на поверхности. Рябой уверен, что, сойдясь с Ферой, падкой на всякие красивые безделушки, я вынужден буду обратиться за помощью к нему. Конечно, он скупиться не станет, и очень скоро я по уши увязну в долгах.

Ясно, что вся эта история с девушкой, польстившейся на веселое путешествие в чужую страну, – ловушка. Причем ловушка, изготовленная с расчетом на заранее намеченную жертву. Интересно, что думает по этому поводу сама Фера? Состоит ли она в сговоре с Рябым или тот предпочитает использовать ее втемную?

Вот ведь какие чудные ситуации случаются иногда в нашей жизни. Знаешь, что впереди тебя ждет ловушка, ясно представляешь себе ее устройство, здраво оцениваешь последствия, но все равно лезешь туда очертя голову. Уж очень приманка соблазнительная! Ну почему разум, по крайней мере мой, не в силах совладать с чувствами?

А ведь задуматься есть над чем. По Фере не скажешь, что она проделала долгое воздушное путешествие. Свежая, сияющая, ухоженная, ни пылинки на ней, ни пятнышка, словно только что из косметического кабинета. А я после такого полета только блевал и корчился, проклиная все на свете. Да, и вообще, человек ли она? Соблазнительный вид и бойкая речь сами по себе еще ничего не значат. Недаром ходят рассказы о чудовищах, во время охоты способных принимать любой облик. Что, если и Фера из той же породы?

Стянешь с этой красотки платье и вместо столь притягательного для мужчины причинного места узришь разверстую пасть голодной твари. Бр?р?р…

Впрочем, все это, конечно, ерунда. Бред распаленного воображения. Уж я-то человека от оборотня всегда отличу. Да и Рябой вспоминал однажды о стране, населенной человекообразными существами… Как же она называется? Кажется, Острогом.

Главное – держать себя в руках. Дашь волю чувствам, сам окажешься в неволе, это всем известно. Будем надеяться, что первое потрясение скоро пройдет и в следующий раз я взгляну на Феру совсем другими глазами. Трезвыми, холодными, все подмечающими.

На самый крайний случай – коли память меня не подводит – есть одно весьма действенное средство против нежелательной душевной привязанности. Смысл его состоит в том, что отношения с женщиной из сферы платонической (ля?ля?ля и все такое прочее) следует перевести в сферу плотскую (трах?бах и готово!)

Но это палка, простите за невольную грубость, о двух концах. Одних она от любви излечивает, а других, наоборот, ввергает в ее омут уже безвозвратно.

Стараясь слегка упорядочить свои сумбурные мысли, я энергично встряхнулся, как это обычно делают искупавшиеся собаки. Только стряхивал я с себя не капельки воды, а бредовый туман, объявший меня после знакомства с Ферой.

Как-то незаметно для себя я оказался в самом центре поселка. Вовсю шло восстановление башни, разрушенной крюконосом. Во все стороны от нее, словно лучи шестиконечной звезды, расходились глубокие траншеи неизвестного назначения.

В одной тенетники оплетали паутиной стены и дно, в другой сооружали прочную выпуклую крышу, третья, уже полностью законченная, была присыпана сверху землей и покрыта пластами дерна. Остальные траншеи были еще только намечены. Очередной меланхолический крюконос, как две капли воды похожий на злосчастного предшественника, сложившего здесь свою страховидную головушку, рыл и выворачивал землю, но на сей раз на его загривке восседал готовый к любым неожиданностям тенетник. Чуть что не так – сразу загонит стрелу-иголку в глаз зверюге.

Мое внимание привлек вертикальный срез грунта, состоявший, словно пирожное «Наполеон», из целого ряда перемежающихся слоев. Те, что пошире, имели каштановый цвет, характерный для степной почвы. Узкие были черными, словно сажа.