План операции разведчики одобрили, особенно Карасев. Которому, после того, как стало понятно, что шансов вызволить попавших в плен товарищей нет, не терпелось хоть как-то отплатить фашистам. Алексеев, мысленно поминая последними словами румынского контрразведчика, появление которого ополовинило его группу, снова разделил бойцов. Угу, аж всех четверых, считая вместе с собой.

Первую зенитку должна была взять боевая пара Мелевич-Ивченко, вторую — он с десантником. Самое печальное, никто из диверсантов до сего момента не имел дела со скорострельными автоматическими пушками, ни советскими, ни, тем более, вражескими. Оставалось надеяться, что сумеют разобраться по ходу дела: в конце концов, вряд ли это настолько уж нерешаемая проблема. Заряжание там магазинное (это единственное, что Степан помнил об этом типе пушек), а управление огнем? Ну, вряд ли сложнее обычной ЗУ-23-2, из которой старлею довелось пару раз пострелять на полигоне. Одно радует, с прицеливанием можно особенно не заморачиваться, прямой наводкой с нескольких сотен метров да по неподвижной цели только слепой промажет.

Главстаршина снова оставался в гордом одиночестве. Однако на этот раз Егор даже спорить не стал, то ли памятуя недавний разговор, то ли осознавая важность происходящего. Поскольку понимал, что уничтожить вражеский аэродром — это куда серьезнее, нежели все то, что они наворотили в Глебовке. И о том, что творили на плацдарме немецкие «штуки», он знал не понаслышке, несколько раз побывав под бомбежкой. Да и не было у Егора времени на рефлексии и прочие моральные терзания — он уходил первым. До начала операции радисту предстояло отойти на пару километров и передать радиограмму, после чего немедленно двигаться в оговоренную точку сбора, где в течение четырех часов дожидаться остальных разведчиков. Если по истечении этого времени никто не появится, возвращаться на плацдарм самостоятельно.

Текст своей последней радиограммы Алексеев составил и зашифровал заранее:

«Странник-1» — «Хромому». Квадрате 27–25 нашел голубятню, голуби почтовые, откормленные, могут доставлять посылки. Решил прикупить с десяток, нам будет проще. Встретил родственника. Еще трое его близких гостят у голубятников. С ними вряд ли увижусь, плохо себя чувствуют. Про остальных ничего нового нет. Писем больше не будет, почтальон уехал домой, один, без семьи. Встречайте известных квадратах. Конец связи».

Оставалось только ее отправить…

* * *

Старший лейтенант морской пехоты Степан Алексеев не был профессиональным диверсантом. Но хорошо помнил, о чем рассказывал инструктор по специальной подготовке. Например, то, что человеческий организм строго подчиняется суточным ритмам. И в последние часы перед рассветом этот самый организм в любом случае испытывает труднопреодолимую сонливость. Знаменитая «собачья вахта», самое темное время уходящей ночи. Древние люди вкладывали в это понятие некий мистический смысл, физиологи объясняли с точки зрения науки — колебания уровней гормонов, активность высшей нервной деятельности, регулируемые сложными биохимическими и биофизическими процессами смены циркадных ритмов, напрямую зависящие от воздействия света. Впрочем, настолько глубоко Степан не копал. Вполне хватало того факта, что в предрассветные часы вражеский караульный теряет бдительность. Чем и пользуются в своей весьма специфической деятельности разномастные спецназовцы, диверсанты и прочие серьезные люди, имеющие целью совершить нечто крайне неприятное для противоположной стороны. Заминировать там что-нибудь, уволочь к своим ценного «языка»… или незаметно захватить парочку зенитных пушек, перед тем заставив навечно замолчать пулеметный расчет и бесшумно сняв куняющего часового…

С двумя полусонными пулеметчиками справились легко: несмотря на опасения морпеха, сержант Карасев оказался надежным и опытным напарником, и ножом владел отлично. Обложенную мешками с землей огневую точку взяли сходу, синхронно навалившись с двух сторон — фрицы и пикнуть не успели. Убедившись, что МГ-42 в полной боевой готовности, развернули пулемет, готовясь в случае необходимости прикрыть вторую боевую пару. Однако снайпер с Мелевичем справились ничуть не хуже. Заслышав с противоположной стороны взлетки короткое совиное уханье — подобных ночных хищников в этих краях и на самом деле водилось предостаточно, так что никто не всполошился, — старлей расслабленно выдохнул. Не подвели, парни, молодцы!

Теперь главное с часовыми на зенитных позициях не напортачить, если нашумят — придется действовать в режиме цейтнота, чего ох как не хочется. С незнакомыми скорострелками еще нужно разобраться, а это драгоценное время, которого в подобном случае станет мгновенно не хватать. Останется только выпустить по бомбардировщикам имеющиеся в магазинах снаряды — вряд ли немцы держат пушки разряженными, — после чего принять, как в этом времени поется, «последний и решительный» бой со всполошившейся аэродромной охраной.

— Федя, тебе эта машинка, насколько понимаю, знакома? — Алексеев легонько прихлопнул по ствольной коробке трофейного «машингевера». — Справишься?

— Так точно, нас перед выбросом со всяким ихним оружием знакомили. Даже стрелял разок, на полигоне, понятно. Справлюсь, даже не сомневайтесь, тарщ старший лейтенант.

— Добро, тогда прикрывай, пока я караульного сниму. Если не справлюсь, и фриц тревогу поднимет, лупи на расплав ствола, скрываться нам уже никакого смысла не будет. И патронов не жалей, вон их тут сколько, только успевай перезаряжаться.

— Куда именно лупить-то? — деловито осведомился парашютист, к облегчению Степана не задавая лишних вопросов. — По самолетам?

— По третьей зенитке бей, не дай расчету до нее добраться и огонь открыть. И по той, что мы с тобой захватить собирались, тоже. Пока ты немчуру отсекаешь, Ивченко с Мелевичем, глядишь, со своей пушкой справятся. Ну, а как они по аэродромному хозяйству долбанут, переноси огонь на «Юнкерсы», мужики по ним отстреляться не смогут, им лес сектор стрельбы перекрывает. Тут метров с триста всего, даже обычная пулеметная пуля много беды наделать может. А дальше — по-обстоятельствам, разберешься, не маленький.

— Тарщ командир, — на этот раз десантник не стал тратить время на «старшего лейтенанта». — Может, вместе караульного возьмем?

— Да справлюсь я, — ободряюще улыбнулся морской пехотинец. — Не впервой уж. Просто перестраховываюсь на всякий пожарный. Тебе ж наверняка спокойней, когда командир конкретное задание дал? Согласен?

— Понятно, спокойней, — поразмыслив пару секунд, серьезно кивнул Карасев. — Тогда идите уж поскорее, мочи нет ждать. Вон, и караульщик как раз в дальний угол потопал, с пару минут он там точно пробудет, мы ж с вами по часам засекали…

Забросив за спину автомат, Алексеев ужом пополз в сторону зенитной позиции. Притаившись в метре от обвальцовки затянутого маскировочной сетью капонира, прислушался. Размеренные шаги, шорох грунта под подошвами сапог. Неразборчивое бурчание под нос и короткий характерный хруст — часовой, определенно, потягивался, разминая затекшую спину. Оно и понятно: борется со сном из последних сил, а спать-то ох, как хочется! Циркадные ритмы же, так их разэдак. Так, а это что? Снова негромкий шорох, едва слышное лязганье, облегченный выдох. Присел, поставив винтовку у ног? А ведь похоже на то! Ну, красава, ты даже не представляешь, насколько! Не выдержал, таки, морда фашистская!