доделанный. Вон того, бритого, могу хоть щас сожрать! Плевать мне, что у него семеро с бабой!

– И еще одна-а! – плаксиво прибавил Мартыний. Он был вне себя – зубы выбивали чечетку, руки и нос окрасились чернилами, огрызок пера торчал изо рта.

– А нам и нужны инкубы, – грозно проговорил хмурый. – Пиши, чернильная душонка! Испытуемый признался в том, что он есть посланец ада, урожденный демон-инкуб, покушавшийся на души благочестивых горожанок… и горожан. Пиши! Инкуб был вызван из преисподней лжезаклинателем духом, лжетеургом и городским сумасшедшим по совместительству Барухом Бен-Таалом, выпущенным из-под следствия ввиду его полной невменяемости и в соответствии с нуждами Инквизиционной Комиссии… Написал?

Бритый воздел глаза на хмурого. И робко спросил:

– С трудом поспешаю за мыслью вашей, отец Григорио, – ведь коли он, то есть Барух этот, лжетеург и лжезаклинатель, то как же это он, нечестивец поганый, умудрился вызвать из преисподней демона?!

Отец Григорио призадумался, почесал свисающий на рясу подбородок. Но потом ответил с расстановкой:

– Потому и умудрился, что нечестивец! Пиши!

Сергей, забыв про боль в носу, про неудобное положение, слушал во все уши. Он не терял надежды.

А хмурый отец Григорио продолжал:

– И еще – упомянутый инкуб смущал гардизцев и простодушных селян лукавыми речами, в которых утверждал, будто Вседержитель вдохнул человеческую душу в обезьяну, зверя препоганого и препротивнейшего, коий есть порождение не Бога, а диавола и его слуг!

Мартыний опять приподнял голову.

– Так его ж прямо из склепа сюда приволокли, когда ж он успел-то?!

– На то и инкуб! – вразумительно ответил хмурый. – Пиши далее. А при допросе с пристрастием… из пасти испытуемого вырывались языки адского пламени, а из глаз сочилась зеленая бесовская кровь, а когда на дыбу подняли, из испытуемого потекли водопадом нечеловеческие нечистоты и вывалился до самой земле хвост с седой и колючей кистью на конце, а еще…

Бритый Мартыний вскочил, бросил перо на стол. Глаза у него побелели от страха, челюсть отвисла. Руками он закрывал лицо и вопил тонюсенько:

– Нет! Не-ет! Не пугай ты меня ради всего святого! Не давал я согласия с живыми инкубами работать! Не переношу, на дух не переношу! Наше дело неблагонадежных выявлять, а не с демонами… Отпусти! Отпусти, добром молю, не то сбегу отсюда!

– Цыц! – прекратил истерику отец Григорио. – Я щас из тебя самого инкуба сотворю, я щас из тебя, дармоед, хвост до земли вытяну! Садись и пиши! А ну, давай, покуда я сам перо не взял и кой-чего про тебя не прописал куда следует!

Сергея начинала забавлять эта сцена. Но виду он не показывал. Сидел смирехонько, потупив очи, хлюпая поврежденным опухшим носом.

– Значит, так! Смущал горожан и поселян, в чем и свидетельствовал городской сумасшедший, лжетург и нечестивец, упомянутый Барух, в чем и признался сам испытуемый.

Мартыний перестал скрипеть пером, уставился на чернильницу. Он был явно озадачен.

– Почему не пишешь, дармоед? Рука отсохла?

– Я полагаю, что свидетельство сумасшедшего – это чего-то не то, как вы думаете, отец Григорио? Или для благого дела сойдет?

Хмурый почесал выбритую макушку.

– Сойдет, Мартыний, для благого – все сойдет! Не слишком ли много ты себе позволяешь, а? Они, видишь ли, полагают. Чего ты там еще полагаешь, говори сразу, бездельник!

– Я полагаю, что все это следует шить! – твердо заявил воспрявший духом Мартыний.

– Как?!

– Дело, говорю, надо по кусочкам разложить, упорядочить, чтоб ни одна собака носом не повела, а потом и сшить, как полагается, по всем правилам…

Хмурый отец Григорио схватил с доски щипцы блаженной Ильзы и швырнул ими в бритого – тот ловко увернулся.

– Ладно, на сегодня хватит. Пошел вон!

Мартыния как ветром сдуло, он словно ждал этой благословенной команды.

– Значит, инкуб? – тихо спросил хмурый.

– Инкуб! – ответил Сергей.

– Я тебе бабу пришлю на ночь! Но после двенадцати жди. Не обманешь?!

– Сам не струсь! – Сергей рассмеялся в лицо хмурому. Он за эти прошедшие в пыточной часы настолько вошел в роль, что ощущал себя настоящим демоном.

– Эй, стража! – выкрикнул отец Григорио.

Загремели, зазвенели доспехи, ножны, мечи, алебарды. Сергея на минуту освободили, подняли, вывернули руки за спину. Поволокли. Потом сбросили вниз по какой-то скользкой лестнице, заперли дверь. Это была темница.

Сергей долго разминал руки и ноги, расправлял спину. Поясница жутко болела. За пазухой что-то кололо. Он сунул руку – там лежала железная штуковина, которую он сам умудрился спереть из пыточной, уцепившись на ходу за доску. Во тьме было плохо видно. Но глаза привыкали. Сергей смотрел на штуковину, и все у него внутри холодело. Это был шип. Тот самый!

Отец Григорио не обманул. Через час Сергею принесли еду в большой миске и кувшинчик кислого вина. Еда была паршивой, тюремной – обычная баланда. Вино утолило жажду. А еще минут через десять грохочущий и звенящий стражник с прибаутками и хихиканьем столкнул к нему в подвал женщину – изрядно толстую и подвыпившую. Видно, прежде чем пойти в гости к инкубу, долго готовилась.

– Который тут демон?! – спросила она с порога,

И Сергей подумал – может, в последний раз, может, больше и не придется. Он ответил кротко, но с достоинством:

– Ну я демон.

Толстуха расхохоталась и бросилась ему на шею, наваливаясь исполинскими грудями, сбивая с ног.

– Страсть люблю демонов! – завизжала она в ухо.

И Сергей понял – выспаться ему не дадут. Пропала ночь! Но он решил, пока не выяснит толком, что к чему, не притронется к этой пьяной потаскушке, главное – дело!

Он оттолкнул ее, сильно сжал руку у плеча.

– Ой! – страстно взвизгнула женщина.

– Спокойно! – остановил ее Сергей. – Я любопытный демон. Расскажи-ка мне об этом, как его – Гардизе. Где он, в какой стране, на какой земле, кто тут живет, кто чем занимается… и прочее.

Женщина кокетливо повела плечами, скорчила недовольно-игривую гримаску, просюсюкала:

– Потом, потом, мой пылкий кавалер… я горю, как адская жаровница, хи-хи! Ну же!

Сергей разглядел ее получше. Она была значительно младше, чем показалось ему сначала – лет двадцати пяти, не больше. Но до чего же упитана, толста! Может, здесь это почиталось особым даром, принималось за особую стать?! Она была черненькая, с пухлыми влажными губками и синими глазищами в пол-лица. Вздернутый носик говорил о легком взбалмашном характере.

– Отвечай! – приказал Сергей сурово. И усадил ее на широкую, застеленную слежавшейся соломой лавку.

– Какой противный демон, какой скушный, – обиженно протянула гостья. – Гардиз – это Гардиз, город и все, что вокруг города, понял? А живут тут всякие, дураки в основном! А бабы – точно,