Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В США в церкви и соборы я, конечно, не ходил. Это был, вероятно, единственный случай, когда советский дипломат не выполнил указание Сталина.
Так произошла моя первая встреча со Сталиным.
А.С Яковлев, 1939 год
Однажды, в подходящий момент, в присутствии Молотова, после обсуждения авиационных вопросов, я решил поделиться со Сталиным своими мыслями о строительных делах. В то время я находился под впечатлением строительства нашего нового конструкторского бюро и сборочного цеха. Огорчали бюрократические трудности, которые приходилось преодолевать в ходе стройки.
Я привел примеры косности наших строителей и рассказал, в частности, о тех препонах, которые ставятся под видом норм, стандартов и всевозможных положений. Говорят о стандартах, а в то же время каждая архитектурная мастерская проектирует заново все от начала до конца, вплоть до оконных шпингалетов и дверных ручек.
— Вмешиваются в каждую мелочь, не дают шагу ступить и все ссылаются на строительные законы, — жаловался я. — А мне хочется свое КБ сделать поскорее и не хуже, чем на Западе.
— А вы их не слушайте, если уверены в своей правоте, делайте как считаете нужным, — сказал Сталин. — Как же не слушать — не дадут строить!
— Очень просто, скажите, что Сталин и Молотов разрешили.
— Кто же этому поверит?
— Пусть у нас проверят, мы подтвердим. Вспоминается и такой случай. Однажды вызвали меня и дали важное задание. Сталин сказал:
— Дело срочное, выполнить его нужно быстро. Чем помочь? Я говорю:
— Ничего не нужно, все у меня есть для того, чтобы сделать.
— Хорошо, если что будет нужно, — не стесняйтесь, звоните, обращайтесь за помощью. Тут я вспомнил:
— Товарищ Сталин, есть просьба! Но это мелочь, стоит ли вас утруждать? — А ну!
— При выполнении этого задания потребуется много ездить по аэродромам, а у меня на заводе плохо с автотранспортом, мне нужно две машины М-1.
— Больше ничего? Только две машины?
— Да, больше ничего. Из Кремля я вернулся на завод. Встречает меня заместитель:
— Сейчас звонили из Наркомата автотракторной промышленности, просили прислать человека с доверенностью — получить две машины М-1.
И дает подписать доверенность. На другой день две новенькие машины М-1 были уже в заводском гараже.
К вечеру позвонили из ЦК: спросили, получены ли автомашины. Это уже проверка исполнения.
В 1939 году я получил новую квартиру в доме наркомата на Патриарших прудах. Там же поселились конструкторы Ильюшин и Поликарпов.
Дом — новый, телефон поставили только Поликарпову. Несколько раз по вызову Сталина меня приглашали к телефону в квартиру Поликарпова, расположенную этажом ниже. Я чувствовал себя страшно неловко. Поэтому однажды, когда прибежавшая работница Поликарпова сказала, что меня просят сейчас же позвонить Поскребышеву, т. е. Сталину, я, чтобы не стеснять Поликарпова, пошел в соседний магазин и позвонил из автомата. В разговоре Сталин спросил, почему я так долго не звонил. Я объяснил, что звоню из автомата. Он удивился:
— Как, у вас нет телефона? На другой день, вернувшись вечером с работы, я увидел в квартире городской телефон.
Но это было еще не все. При ближайшем разговоре Сталин поинтересовался некоторыми подробностями вооружения одного нового самолета и задал вопрос, на который я отказался ответить.
— Не могу, товарищ Сталин, говорить об этом.
— Почему?
— Такие вопросы по городскому телефону обсуждать запрещено.
— Ах, верно, я и забыл! А что, у вас на квартире нет прямого телефона? — Конечно нет.
— По штату не положено? — засмеялся Сталин. — Ну хорошо, спокойной ночи.
И опять, точно так же, как и в первом случае, на следующий день я обнаружил у себя на письменном столе рядом с городским телефоном еще один аппарат. Это был правительственный телефон, так называемая «вертушка». «Вертушкой» он назывался потому, что в то время в Москве городская телефонная сеть была ручной, то есть приходилось называть номер телефонистке центральной станции, а в Кремле установили первую в Москве автоматическую телефонную станцию.
B. C. Емельянов, 1939 год
<…> нас пригласили в зал заседания. В круглом зале, где оно проходило, народу было немного. Я разглядел В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, Л. М. Кагановича, И. Т. Тевосяна, начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, Б. Л. Ванникова, С. А. Акопова.
В стороне ото всех, недалеко от длинного стола, покрытого красным сукном, я увидел И. В. Сталина. На столе не было ничего, кроме двух коробок папирос и спичек. Сталин медленно расхаживал. В одной руке у него был блокнот, а в другой — карандаш. Он курил хорошо знакомую всем короткую трубочку.
Когда все приглашенные вошли и разместились, Молотов сказал, что в правительство внесен проект об изготовлении танков с новым типом брони, который и надлежит рассмотреть.
— Кто доложит? — спросил Сталин, обращаясь к Павлову. — Вы мне говорили, что эта броня была в дальнейшем усовершенствована. Может быть, сразу же и послушаем автора предложения. Он здесь? Пригласили его?
Николаев поднялся со своего места.
— Расскажите о вашем предложении, — сказал Сталин.
Николаев подошел к столу и стал докладывать. Он излагал суть предложения ясно, избегая специальной терминологии, и закончил свое сообщение чрезвычайно эффектно:
— Все существующие типы брони являются пассивными средствами защиты, предложенная нами броня является броней активной, она, разрушаясь, защищает.
Я видел, что доклад Николаева произвел очень хорошее впечатление на всех присутствующих. Слушали его с большим вниманием.
<…> «Николаев, безусловно, способный инженер, хотя эта его идея и не имеет практической ценности», — думал я в то время, когда он докладывал.
Пока Николаев говорил, Сталин курил трубочку, внимательно смотрел на него и только изредка поднимал опущенную руку с блокнотом и делал в нем какие-то пометки.
Когда Николаев произнес: «Она, разрушаясь, защищает», — Сталин вынул трубочку и повторил эту фразу:
— Она, разрушаясь, защищает. Интересно. Вот она, диалектика в действии!.. Ну а что по этому вопросу говорят представители промышленности, товарищ Николаев? Как они относятся к вашему предложению? — спросил Сталин.
— Они возражают против этого типа броневой защиты, — бойко ответил Николаев.
— Почему?
Я видел, как Сталин нахмурился. Мне стало не по себе. Все сидящие внимательно следили за происходящим диалогом. Я видел, как Тевосян переводил свой взгляд то на Сталина, то на Николаева. Николаев молчал, видимо, собираясь с мыслями.
— В чем же заключается существо их возражений? —