Молча стоим в школьном музее Боевой славы у стенда, который называется «Выполняя интернациональный долг». Именно дядя Юры, Ковляр Валерий Иванович, был инициатором создания музея еще при жизни Юры, а теперь он возглавляет центр «Поиск» в городе Энгельсе.

С фотографии на нас смотрят грустные глаза Юры. Вот его личные вещи, письма маме, орден Красной Звезды, медаль от афганского правительства, которой он награжден посмертно.

А в школу приезжал друг Юры, которого он вынес из огня. Сережа живет в Йошкар‑Оле, уже несколько раз навещал Марию Ивановну Каменскову, маму Юры.

Замерли школьники в тревожном ожидании, а Сережа горячо и с любовью говорил о своем друге, об их священной солдатской дружбе. «Юра никогда не унывал. В короткие минуты отдыха играл на гитаре, сам сочинял песни, часто писал теплые письма маме, с любовью и нежностью рассказывал о своем селе, о школе, о создании в школе музея Боевой Славы, о друзьях, о любимых учителях».

Сережа в конце встречи сказал, что своего сына назвал в честь Юры, дав ему имя друга.

Такие люди не умирают, они живут в названиях улиц, школ, Дворцов культуры.

Отбирая фотографии Валерия Кацова к очерку о нем, мы хотели, как принято, проиллюстрировать разные этапы его жизни. Но даже простое сравнение двух портретов — взрослого десантника, которого вы видите над его биографической справкой, и вот этого юного пионера — вдруг подтолкнуло к мысли: о каких «этапах» может идти речь, если между этими портретами промежуток в девять‑десять лет, который и составляет всю его жизнь!

На одном мы видим только вступившего в жизнь человечка, смешливого «чертенка», пытающегося перед фотокамерой спрятать распирающий его смех, переполняющую его радость жизни, которая все равно выплескивается искорками в глазах чуть приподнятыми в полуулыбке уголками губ. На другом — язык не поворачивается назвать «финальным» — снимке на нас смотрит молодцеватый красавец, которому бы только пользоваться всеми восторгами молодости, но взгляд его слишком серьезен и отрешен; он как бы предчувствует скорый «финал»…

К такому же невольному сравнению приводит и следующая пара фотографий. Деревенский мальчишка, не то водовоз, не то молоковоз, обнимает морду запряженного в телегу коня. Сколько же простого, природного, крестьянского счастья в этой бесхитростной картинке! Наверное, можно было бы сотни и тысячи таких фотоснимков сделать, если бы это было технически возможно, и с отцом Валерия — Василием Андреевичем в его детстве, и с дедом Андреем… И с прадедом. Все они здесь крестьянствовали, жили‑любили, строили‑пахали, запрягали‑ездили, пели‑хороводили. И жили до ста лет, как бабушка Валеры Прасковья Михайловна.

А с другого снимка на нас смотрит тот же «мальчишка», в руках которого не ласковая морда коня, а угрюмый металл автомата, который и сам сеет смерть, и на себя притягивает ответные пули. Потому так устало‑насторожено лицо разведчика.

Правда, меж этими парами фотографий был в жизни Валерия Кацова один не отраженный на снимках «этап» — важный, переломный, судьбоносный; он был связан с выбором жизненного пути. Крестьянский мальчик из Чувашской деревни пошел в рабочий класс. Головокружительный «этап»!

После выхода из школы с аттестатом зрелости голова в буквальном смысле «идет кругом». Во всех газетах печатаются зазывные объявления, приглашающие в институты, техникумы, училища, по радио и телевидению звучит призыв: «Алло, мы ищем таланты!». Три друга, окончившие Убеевскую среднюю школу: Валерий Кацов, Альберт Лукин и Николай Федоров — «открыли» в себе таланты шахтеров и поехали учиться на «подземных электрослесарей» аж на Украину. Как вспоминает Альберт Лукин, они и в общежитии жили втроем, также вместе успели поработать под землей на шахте «Свердловская», пока Валерию не пришла повестка из военкомата.

С этой‑то повестки и начинается последний, «угрюмый» этап его жизни. Он символически ознаменовался и природной хмарью. Нелетная погода не позволила Валерию слетать на родину, хотя бы проститься с родственниками. Дорога в Афганистан из Ворошиловграда не пролегала через родной Новый Игитт. Елизавета Петровна, мама Валерия, утешала себя тем, что, по народной примете, если не успел проститься, то обязательно встретишься. Оказывается, не все приметы сбываются…

И наконец, последняя фотография. Фотография похоронной процессии. К ней уже не подберешь параллель из другого «этапа» жизни. Все село вышло хоронить Валерия. А многолюдные похороны — это уже не примета. Это проявление общественного признания и долгой памяти.

А память действительно не только не умирает, но и растет. Колхоз присвоил его имя одной из молочно‑товарных ферм. Село Новый Игитт одну из своих улиц назвало именем Валерия Кацова.

Сразу после похорон Валерия Кацова военрук Убеевской школы Владимир Флоров организовал районные соревнования по вольной борьбе среди школьников. Назвали турнир именем погибшего воина. Сколько разрядников, кандидатов и мастеров возмужали на этих соревнованиях! С середины 90‑х годов турнир стал республиканским, а с 1997 года — Всероссийским, имени Валерия Кацова.

Этот бой 15 августа 1984 года у горы Маркох в провинции Нангархар хорошо известен, описан во многих воспоминаниях.

Вот «сюжет» этого боя.

Группе из одиннадцати человек во главе с лейтенантом Нафиковым, куда входили сержант Сергей Глушко, младший сержант Усман Магомедов и восемь рядовых, было приказано выдвинуться восточнее кишлака Гирбад, занять удобную позицию на горе и задержать ночующую в кишлаке банду до прихода наших основных сил. Лейтенант Нафиков удобно расположил группу, а сам выдвинулся вперед, ниже по склону горы.

Утром душманы вышли из кишлака и двинулись вдоль реки Кабул как раз на засаду группы Нафикова. Их было много, больше сотни, по десять на каждого.

Нафиков первым принял бой. Как потом оказалось, его позиция была наиболее уязвимой, так как простреливалась из ближайшей пещеры, которую он не учел.

Увидев, что лейтенант упал, Усман Магомедов бросился к нему, во время перебежек получив ранение в руку. Превозмогая боль, он пытался одной рукой перенести тело погибшего командира ближе к своим. Но пулеметная очередь прервала его усилия.

Сержант Глушко принял командование на себя, и группа в конце концов выполнила задание. После боя бойцы увидели Нафикова и Магомедова как бы обнявшимися навек.

В суровом молчании оставшихся товарищей расстанутся смертные побратимы: одного увезут в Свердловскую область, другого — в Дагестан. И там, и там, оплаканные родственниками, в сопровождении скорбных процессий лягут они на вечный покой.

Но есть, очевидно, какие‑то мистические силы, которые как бы воскрешают к дальнейшей, может быть, вечной жизни добрые порывы безвременно ушедших. Бросок Усмана на помощь Хамиту был «напрасным» практически: Хамит был уже мертв, но он, этот бросок, не был уже напрасным хотя бы потому, что явил еще раз миру, как прекрасна душа человека, спешащего на помощь другому, рискуя собственной жизнью, забывая в этот миг про риск.