— Может быть, если мне понравится твоё поведение… — не успеваю договорить, так как телефон у Саши начинает трезвонить.

— Извини, — тихо проговаривает он и выходит из машины, увидев, кто звонит. Вот только заказ готов, оказывается, сейчас, и я открываю окно со стороны водителя, чтобы услышать кусок разговора: — … зачем ты дала Алине мой сотовый? Я не желаю разговаривать с ней, как и видеть… — замолкает, видимо, слушает ответ. — И что? Что с того, что я любил? — не замечаю, что мои руки начинают дрожать. Зато Саша замечает, что я пытаюсь забрать заказ, и обрывает разговор. — Я перезвоню.

Мужчина сам подходит и забирает заказ, а после садится в салон, отъезжая от места выдачи на парковку.

Я же ощущаю боль и, кажется, даже хуже физической, повторяя в голове его слова “я любил, любил, любил…”. Теперь мне ничего в горло не лезет, а картошка фри, которую я обожаю, сейчас становится ватой, которую даже соус не спасает. Делаю глоток чая и тут же, поперхнувшись, закашливаюсь, обжигая себе язык и нёбо. Саша молча попивает свой эспрессо, но лишь до тех пор, как я сгибаюсь и ругаюсь, чувствуя, как горит у меня во рту.

— Ты в порядке? — он наклоняется и заглядывает мне в лицо.

— Да, просто обожглась, — шиплю, лишь бы не молчать, и чтобы он отодвинулся. — Ничего страшного. Можешь угощаться, — передаю ему весь пакет, за исключением мороженого, которое оставляю себе.

— Василиса? — он забирает пакет, но есть не начинает. — Что с тобой? Ты вся раскраснелась.

— Я же сказала — ничего! — повышаю голос, чувствуя, что он загоняет меня в угол.

— Ла-а-адно, — тянет мужчина и начинает копаться в пакете как ни в чем не бывало. — Много ты успела услышать? — словно бы между прочим спрашивает Саша, а я замираю, так и не донеся ложку с клубникой до рта. — Ну, чего молчишь? Колись, что успела услышать о делах моей непутевой мамаши, — на этот раз он поднимает глаза на меня.

— Кто это — Алина? — выпаливаю то, что волнует меня в данный момент больше всего.

— А-а, понятно, — хмыкает Ворошилов и снова достает из пакета кусочек куриного мяса и, обмакнув тот в соус, отправляет наггетс в рот.

Замечаю, что на вопрос он не отвечает, что одновременно бесит и убивает меня. Он же сказал, что любил.

“Ну, а почему бы нет? Саша — привлекательный парень и вполне мог иметь отношения. Черт, да он и сейчас может находиться в отношениях! Что я вообще о нем знаю?”

— Это моя бывшая невеста, которая не дождалась меня из армии, — он так резко нарушает тишину, что я вздрагиваю. — Я тогда “срочку” отбывал. Вернулся, а она гуляет.

— Извини, — еле проговариваю, чувствуя себя полнейшей идиоткой.

— Я понимаю, почему тебя это взволновало, — он внимательно всматривается в моё лицо: — И хочу, чтобы ты услышала меня сейчас: я ничего не чувствую к ней.

А после поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке до уголка губ и только когда убирает руку, замечаю, что он собрал мороженое, которое и отправляет себе в рот. Чувствую, как мои глаза расширяются, а дыхание замирает где-то в горле.

— По вкусу напоминает твои губы, — проговаривает Саша, отставляя свой кофе на приборную панель, а после и моё мороженое убирает туда же. — Впрочем, всё же не настолько напоминает, — он наклоняется, и я подаюсь вперед, в этот раз особенно сильно желая воскресить в памяти поцелуй.

И мужчина целует, сначала едва касаясь, но когда я поднимаю руки и обнимаю его за шею, словно срывается. Глухой стон — и поцелуй становится глубоким, так что моя голова откидывается назад на подголовник, но я отвечаю, жадно лаская в ответ его язык своим, и наслаждаюсь каждым касанием. Мы так увлекаемся взаимными ласками, что когда Саша пытается прижать к себе, вскрикиваю от боли в спине.

— Ох, черт возьми, — тут же мужская хватка ослабевает. — Прости, милая, прости, — почти невесомые поцелуи касаются глаз, щек и носа.

— Ничего, я сама забыла на какое-то время, что у меня спина порезана, — отодвигаюсь и, вновь взяв своё мороженое, продолжаю есть, лишь бы чем-то занять руки и рот, а ещё изо всех сил избегаю взгляда мужчины.

— Василиса? — всё же поднимаю глаза на Ворошилова. — Я хочу тебя, — он берет мою ладонь и опускает себе на пах, так что ясно чувствую его напряженный член. — Но я переживу какое-то время, пока ты окончательно не поправишься, чем доставлю тебе боль сейчас.

— Ты…я… не думаю…

— Зато я уверен, что и ты меня хочешь, поэтому мы подождем лишь немного, прежде чем перейти на другую ступень.

— Ты же знаешь, чем я занималась в клубе… — не свожу с него взгляда, пытаясь прочитать эмоции мужчины. — В прошлый раз, когда мы говорили об этом, ты достаточно ясно выразил свою точку зрения о моем заработке.

— Да, но с того момента слишком много всего произошло.

— Ты думаешь, что я не вернусь в “Лофт”?

— Но ты можешь танцевать, не трахаясь. Так, как ты делала это раньше, в ту ночь, когда мы впервые были в випе.

— А ты знаешь, почему? — доедаю остатки мороженого и убираю пустой стаканчик в бумажный пакет. — Перед тем вечером я целую неделю провалялась дома после изнасилования фетишистом-изувером в випе.

Тогда Андрей постарался на славу, увлекшись кокаином и своим представлением о фетишистском сексе, о чем я до сих пор не могу вспоминать без внутренней дрожи. Но откуда Ворошилову знать, на что идут девушки ради лишней тысячи баксов?

— Это лысый? — почти выплевывает два слова Саша.

— Что? — не сразу понимаю, о чем он спрашивает.

— Это лысый причинил тебе боль? — медленно и по словам повторяет Александр, и я киваю, внезапно почувствовав, что у меня задрожал подбородок и губы, в попытках сдержать слезы. — Теперь я точно убью его, — рычит мужчина, с такой силой сжимая руль, что кожа, которой тот оплетен, жалобно скрипит под пальцами.

— Ты не понимаешь, он не первый и не последний, — вытираю рукой скатившуюся по щеке слезу. — Пока я должна деньги Тане, мне ни за что не заработать их, просто танцуя на шесте, не говоря уже о смене работы.

— И сколько ты ей торчишь?

— Ещё около двухсот тысяч баксов, — отвожу глаза в сторону.

— Когда ты поправишься, мы ещё вернемся к этому разговору, — мужчина заводит машину, — а сейчас нам пора возвращаться, правда, заедем сперва в магазин, потому что до меня только дошло, что холодильник дома абсолютно пуст.

— Это ведь твой дом, да? — чуть улыбаюсь, принимая его негласное предложение сменить тему. — А не знакомого.

— Как догадалась? — не отпирается Алекс, и я чувствую себя уже более уверенно.

— Ты очень по-хозяйски себя вел, что ли… приехал, по комнатам прошелся, на диване потом развалился, да и про свет тоже была подсказка. Кстати, а если можно было включить его одним нажатием, почему ты в каждой комнате отдельно это сделал?