собственных покоев, я расслышала, как во дворе поднялась суматоха, и ускорила шаг, радуясь, что в коридорах этой части терема мне не попадалось подданных, благожелательно пеняющих князю на отсутствие достойного воспитания у его младших сестер. Поймай меня одна из матрон бегущей подобно резвой козочке, и не миновать нотаций — нудных и поучительных. Воспитание, однако же, взяло вверх над врожденной импульсивностью, не позволяя нарушать приличия сверх допустимого. Так что в личную гостиную я вошла почти с приличествующей княжне скоростью, несмотря на то, что упомянутые братом гости прибыли гораздо раньше, чем я рассчитывала. Рассеянно раздумывая над тем, откуда будет удобнее наблюдать за прибывшими, убрала тяжелый том в открытое бюро, и мимоходом бросила взгляд в окно. Следовало до ужина слегка прощупать важных посетителей, найти среди них тех, что выше рангом, и сосредоточить основное внимание именно на них.

Из-за приподнятой оконной рамы раздался громкий лязг металлической решетки, отделяющей внутренний двор княжьего терема от его внешнего. Неразборчивые голоса ратников, несущих дежурство у бойниц семейного княжеского крыла, заставил меня рассержено помянуть брата и, пыхтя от негодования, нырнуть в спальню, а оттуда — в гардеробную. Времени, чтобы навестить сестру не оставалось. Запела лебедка, и решетка громко уперлась в верхние скобы, а затем все смолкло. Под поднятым пережитком древних веков, от которого ни отец, ни братец ни в какую не желали избавляться, проехала кавалькада всадников верхом на адымнарах[25]. Никого из этих неожиданных гостей я не узнала, но даже издалека мне стало ясно — все они двуликие. Некоторые из древнейших родов. Уж подобные нюансы я чувствовала независимо от расстояния — то было проявление частицы дара, унаследованного от матери.

Княжий терем — твердыня неприступная. По крайней мере, так из раза в раз говорил отец. Но отец был убит в этом самом тереме. Высокие крепкие стены его не уберегли. Судьба уж такая у князей, редко кто до седин доживает. Так что я, наученная горьким опытом, не особо в неприступность каменной кладки и крепких засовов верила. Впрочем, сомнения сомнениями, а что делать если ночью, покуда брат в отъезде, кто-то по покоям крадется?! После убийства отца и такое бывало. Правильно, выскользнуть из постели и прямиком в потайной ход, а внутри перекинуться зверем и затаиться. У входа в тайный коридор у меня и схрон давно был подготовлен: кинжал да сонный порошок. Хотя именно сегодня эти ухищрения, я думала, не пригодятся.

Дернув цепочку магического колокольчика, я нетерпеливо распустила крученый косицей поясок, отбросила на огромный кованый сундук клетчатую лазорево-алую поневу, развязала рукавные тесемки на некрашеной льняной рубахе — единственное свидетельство моего траура, — которую я продолжала носить в семейном крыле. Дожидаясь горничную, села на мягкую лавку, сбитую вровень с окном и задумалась. Невысказанная просьба брата внезапно стала выглядеть не такой однозначной, как показалась мне впопыхах. Гости были не знакомы, но это ничего не значило — важнейшие лица княжества не посещали девичьих посиделок, до которых прежде я была охоча. После смерти отца я твердо соблюдала весь положенный срок траура, ни разу не позволив себе покинуть семейное крыло ради развлечений. Теперь же большую часть года и вовсе проводила в Лутаве. Так откуда же мне было знать в лицо тех представителей знати, которые могли бы явиться в терем по приглашению брата или даже без оного?

Первый порыв — бежать в сторону Галереи Предков над центральным залом, чтобы там встретить прибывших гостей, — я признала несостоятельным и никуда не годным. Гульбище пронизывало второй этаж личного княжеского крыла насквозь, являясь единственным его местом, открытым для посещений придворными. Но, кроме всего прочего, оно представляло идеальное место для наблюдения — через центральный зал проходил каждый входящий в эту часть терема. Однако, вряд ли Умир имел в виду, что мне следует срочно проверять лояльность и отсутствие пагубных мыслей всех гостей. Наверняка, помощь брату требовалась не прямо сейчас, но станет нужна в тот момент, когда прибывшие окажутся в кабинете. Качнув головой на чрезмерную поспешность собственных суждений, что проистекала от взрывного характера, я поднялась с лавки и прошлась между многочисленных стоек для одежды. Теперь-то оставалось предостаточно времени, чтобы сменить домашний наряд на что-то более приличное и подходящее статусу.

Наконец, определившись с выбором, отдельно отложила нательную безрукавную сорочку из кисеи и кружева, нижнюю рубаху с алым обережным орнаментом и черно-зеленый сарафан. Наряды для полуофициальных встреч в пределах семейного крыла чаще всего состояли из двух слоев, не требуя большего количества юбок. Для присутствия в княжеском кабинете я выбрала именно такой. Нижний слой из плотного приятного телу габардина яркого травяного оттенка зеленого проступал из-под графитово-серого кружева паучьего шелка, светлеющего по краям до серебристого. Ни вышивкой, ни бисером этот сарафан не украшали, отчего он казался излишне простым. Знающие же цену паучьему шелку представляли его истинную стоимость.

Так и не дождавшись нерасторопную копушу-горничную — и где она ходит, когда каждая минута на счету?! — я разделась, быстро обтерлась влажным полотенцем, и натянула выбранную сорочку. Тонкая ткань приятно захолодила тело. От двери в спальню тихонько поскреблись. Ну, наконец-то! После разрешения войти молоденькая личная челядинка, выбранная мной взамен прежней непраздной, поклонилась и замерла на входе в гардеробную.

— Цана! — воскликнула я, с трудом сдерживая просившуюся на язык резкость. — Что ты замерла в дверях, как статуя? Быстрее, брат ждет. Давай мне рубаху и сарафан.

Челядинка подхватилась, споро закрутилась вокруг меня, то подвязывая тесьму длинных пышных рукавов, то затягивая поверх рубахи плоскую шерстяную плетенку кушака, то помогая надеть двуслойный сарафан, и на лице ее цвело восхищение молодой хозяйкой. Как в открытой книге читала я ее немудренные мысли о непривычной моей красоте, доставшейся от полярного моего зверя, — о толстенной снежно-пепельной косище до колен, в которой цветные ленты смотрелись ярко и богато, о точеных чертах лица, о серо-синих, как зимнее небо, глазах, в которых стылый лед то и дело сменяло небесное пламя…

— Может, косу с лентами или цветами переплести, сиятельная княжна? — робко пискнула девушка и тут же пугливо сжалась от собственной храбрости. Наслушалась уж, стало быть, о моем взрывном характере!

Именно из-за проблем с контролем эмоций отец так долго и не хотел отпускать меня за пределы безопасных стен терема. Высшие рода, представителям которых выдержку прививали буквально с младенчества, считали меня откровенно ущербной. Я, перешагнувшая второе совершеннолетие, но так и не вышедшая замуж для укрепления отцовской власти, в их глазах выглядела калекой. Кому захочется получить в род девицу с мощнейшим стихийным