— Миссис Паттерсон? — с надеждой в голосе поинтересовалась Эми.

— Нет, дорогуша, она наверху. Сейчас я ей покричу. А что ей сказать?

— Скажите, что это Эми. Эми Паттерсон. Я ее невестка.

Улыбка сползла с лица женщины. После минутного колебания, как будто она не могла решить, что делать, женщина пригласила Эми войти и попросила подождать в холле. Затем поднялась наверх, решив по какой-то причине не кричать своей хозяйке снизу.

Она почти сразу вернулась.

— Миссис Паттерсон выйдет к вам через минуту, — сообщила женщина Эми. Прежде чем исчезнуть во внутренних комнатах, она окинула гостью взглядом, значение которого трудно было определить. Эми показалось, в ее глазах промелькнула жалость, но, возможно, она ошиблась. Где-то хлопнула дверь. Затем воцарилась неестественная тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем высоких напольных часов у стены холла.

Совершенно неожиданно Эми почувствовала резкую тянущую боль в животе, как будто у нее начиналась очень болезненная менструация. Она неуверенно переступила с ноги на ногу. Помимо тикающих часов в холле стоял столик с телефоном и полный всяких безделушек шкафчик со стеклянными дверцами. Присесть было негде, хотя именно этого Эми сейчас хотелось больше всего на свете.

Раздался еще один звук, как будто кто-то наступил на скрипящую половицу. Подняв голову, Эми увидела на верхней площадке лестницы женщину, внимательно ее разглядывающую. Сколько времени она там стояла?

Женщина, поняв, что ее заметили, начала медленно спускаться по лестнице. Она так крепко сжимала рукой перила, что суставы пальцев побелели. У Эми создалось впечатление, что женщина не нуждалась в опоре. Перила поглощали из тела свекрови с трудом сдерживаемые гнев и напряжение. Теперь Эми поняла, что ей не следовало приезжать. Она совершила серьезную ошибку.

Эми никогда не пыталась представить себе мать Барни, но никак не ожидала увидеть перед собой такую моложавую и такую красивую женщину. Она была одета в застегивающийся спереди черный бархатный халат и черные бархатные туфли без задника, на высоком каблуке, украшенные сверкающими пряжками. Ее великолепные рыжие волосы были очень длинными и падали на узкие плечи естественными волнами. С такими идеально правильными чертами лица и безупречной кожей миссис Паттерсон могла бы стать кинозвездой, если бы не выражение ее темно-зеленых глаз. Когда она приблизилась, Эми поняла, что свекровь немного не в себе.

— Слушаю? — протянула мать Барни, достигнув нижней ступеньки. Ей удалось вложить столько чувства в это единственное слово, что у Эми не осталось никаких сомнений насчет того, что в доме ее свекрови ей не рады.

Но она твердо решила не позволить себя запугать.

— Я жена Барни, — ответила Эми, вскинув голову. — Я пришла сказать вам, что ожидаю ребенка, но я здесь не задержусь. Я прекрасно поняла, что вы не хотите меня видеть. Всего хорошего.

Она открыла дверь и уже хотела выйти, когда безупречно ухоженная рука легла на ее рукав.

— Ты права, я не хочу тебя видеть. Я больше никогда не желаю видеть тебя в этом доме. Это было безумием со стороны моего сына жениться на тебе. И как Барни может быть уверен, что это его ребенок? Он может быть чей угодно. — Резкий голос с сильным ирландским акцентом звучал прямо в ухе Эми. — Католическая шлюха, — прошипела миссис Паттерсон.

Эми выбежала из дома. Эта женщина была помешанной. Эми, спотыкаясь, бежала по дорожке и проклинала себя за то, что отпустила такси. До конца улицы было очень далеко. Эми молилась, чтобы там ходил автобус или трамвай, на котором она сможет добраться домой. Тянущее чувство в животе стало сильнее и болезненнее. Если бы она только была в Бутле, районе, который она знает как свои пять пальцев, а не в южной части Ливерпуля, с которой едва знакома…

Эми дошла до Менлав-авеню. Посредине проходила трамвайная линия. Эми спросила у какой-то женщины, как добраться до Ньюсхэм-парка.

— Вот как раз подходит трамвай, дорогуша. Сойдешь на Лодж-лейн и попросишь кого-нибудь показать тебе трамвай, идущий на Шейл-роуд. Я не помню номера, — ответила женщина и встревоженно добавила: — Ты хорошо себя чувствуешь, девочка? Ты выглядишь очень скверно.

— Мне просто нужно присесть. — Ко всему прочему Эми страшно замерзла, потому что на улице резко похолодало. Как только она попадет домой, она сделает себе горячий чай и ляжет в постель. Трамвай остановился, и Эми забралась в него.

Ей очень хотелось к маме, но на этой неделе мать работала в вечернюю смену и возвращалась домой лишь к одиннадцати часам. Но больше всего Эми хотелось увидеться с Кэти. Она рассказывала Кэти все, что не могла рассказать маме. Мама ни за что не должна узнать о миссис Паттерсон, но Кэти запросто могла бы обратить все в шутку, и они бы вместе посмеялись над ситуацией. Эми вдруг поняла, что в последний раз видела подругу еще до начала войны. Где-то до сих пор лежит кремовая кружевная блузка, купленная в Лондоне. Она так и не нашла времени, чтобы подарить ее Кэти.

— Лодж-лейн, — закричал кондуктор.

Эми сошла с трамвая и пересела на другой, идущий на Шейл-роуд через Ньюсхэм-парк. Добравшись домой, выпив чая и оказавшись в постели, она хорошенько поплачет, накрывшись с головой одеялом. Эми надеялась, что Барни никогда не узнает о визите к его матери и о том, как ужасно себя повела свекровь. Он, конечно, не скажет «так тебе и надо, милая» или что-нибудь в этом роде, но наверняка так подумает.

И вот наконец она отпирает дверь дома и молится, чтобы капитану Кирби-Грину не вздумалось в этот момент возникнуть из своей квартиры и начать с ней светскую беседу. К счастью, его, видимо, не было дома, и Эми удалось беспрепятственно добраться до своей квартиры, хотя ее шаги становились все медленнее, а когда она достигла последнего лестничного пролета, она уже с трудом переставляла ноги. Ей в голову закралось ужасное подозрение относительно того, что с ней происходит, но она старалась об этом не думать.

Эми заставила свои подкашивающиеся ноги переступить через порог квартиры и рухнула на кожаный диванчик. Положив голову на подлокотник, она мгновенно уснула. Эми снилось, что ее царапает рыжая кошка с зелеными глазами. Сначала кошка ходила вокруг нее, громко шипела и злобно подергивала хвостом. Молниеносным движением пушистой лапы она разорвала чулок, на коже выступила кровь. Затем она запрыгнула Эми на колени и начала раздирать ей руки. Длинные царапины горели огнем и покрывались капельками крови. Кошка попыталась добраться до лица и глаз, но Эми проснулась и обнаружила, что ее разбудила не кошка, а боль в животе, чудовищная, невыносимая боль, выкручивающая все внутренности. Эми вскрикнула и попыталась встать, но вместо этого соскользнула с диванчика на пол и, к счастью для себя, потеряла сознание.

— Эми, Эми!

Эми покачала головой. Кто-то шлепал ее по щекам. Шлепки были легкими, и ей было ничуть не больно, но очень неприятно.

— Эми, открой глаза, будь хорошей девочкой. — Опять шлепки, уже сильнее.