Башня была пустотелой, и, по сути, она представляла собой огромную, сужающуюся кверху трубу в милю высотой, но видимая часть башни, уходившая под землю, была в три раза протяженнее, а дальше все терялось в дымке. Балкон, на котором стояла Талли, был частью имеющего неправильную форму каменного утолщения, прилепленного как ласточкино гнездо к внутренней стене башни. Чуть выше оно заканчивалось в нагромождении раздробленных, наполовину расплавленных камней.

Мысли Талли путались. Она не понимала, что перед ней, и еще меньше она понимала, какой же смысл, ради всего святого, в этой невероятной штуковине. Талли испытывала постепенно усиливающееся чувство глухого разочарования. Неужели она действительно пожертвовала пятнадцатью годами своей жизни лишь для того, чтобы найти здесь вот это?

Она растерянно посмотрела направо и налево, тыльной стороной руки провела по глазам, чтобы вытереть слезы, выступившие от солнечного света, и подошла ближе к железному парапету. Буря с могучей силой теребила ее волосы и напирала на плечи, когда она нагнулась над парапетом и заглянула в глубину. У нее сразу закружилась голова, потому что пропасть под ней в самом прямом смысле слова была бездонной. Первое впечатление было правильным: полая башня глубоко, бесконечно глубоко уходила в грунт пустыни. Возможно, это был всего лишь вход в огромную пещеру, простиравшуюся под застывшим песчаным морем пустыни Гехран. Но Талли все еще не понимала, каково его назначение.

Она на мгновение закрыла глаза, попыталась ни о чем не думать и еще раз взглянула в глубину.

Внутренняя стена башни была не такой гладкой, как показалось в первый момент: были видны бесчисленные наросты различных размеров и формы, многие из них были снабжены такими же балконами, на каком стояла Талли. Между наростами тянулись черные потеки лавы, похожие на каменные жилы. Казалось, они в произвольном беспорядке тянулись вверх и вниз и местами соприкасались между собой, но непосредственно не пересекались: сходясь, они каменными червями переползали друг через друга, иногда образовывая толстые, кажущиеся болезненными утолщения. «Как нарывы на внутренней поверхности чудовищной вены», — подумала Талли.

Вообще все это производило на нее невероятно сильное впечатление. Хотя она видела у себя под ногами твердый камень и часами ходила по нему, здесь ничто не казалось искусственным, ничто не выглядело так, как будто его каким-то образом сделали. Казалось, что это гигантское сооружение просто выросло. Даже железный парапет, на который опиралась Талли, не мог разрушить это впечатление.

Но что это было? Что…

Озарение пришло внезапно, как будто ее ударили обухом по голове.

Она словно второй раз вышла на балкон, но на этот раз с открытыми, способными видеть глазами. Вдруг все стало совершенно ясно, наполнилось смыслом — единственным смыслом, какой вообще мог быть. И сразу каждая пядь окружающего пространства, казалось, стала кричать ей правду. Эта гигантская полая башня даже здесь, вверху, в своем самом узком месте, имела диаметр в сотни метров; из чудовищной глубины вверх, как бесконечный ураган, дул сквозняк. Это место представлялось самым одиноким, какое только могло быть на свете. И этот окружающий башню многоуровневый круг смерти… Для всего этого существовало только одно-единственное объяснение.

И Талли все стало ясно в тот же миг, когда она впервые осознанно восприняла бурю, дующую вверх из недр земли. И ощутила смрад, который буря несла с собой.

Смрад драконов.

Талли больше часа оставалась на маленьком балконе, на краю пустоты, вообще не замечая этого. Ее словно парализовало, не только физически, но и духовно. Ее мысли вертелись по кругу — снова, и снова, и снова, и она была не в состоянии изменить их ход, а потом не могла вспомнить, о чем же она действительно думала все это время. Талли не могла выразить словами то, что она чувствовала, так как это было нечто новое, такое, для чего у нее не было слов, — смесь ужаса, облегчения, боли и других, незнакомых чувств. Она была разочарована, очень разочарована и — да! — унижена как никогда прежде в своей жизни, и на то была причина. Она чувствовала себя как человек, совершивший, в сущности, невозможное, чтобы ни к чему не прийти: она взобралась на гору, считавшуюся неприступной, и, добравшись до вершины, обнаружила, что на самом деле это был всего лишь небольшой холм, за которым поднимались настоящие горы.

«Зачем все это?» — подумала она. В ней стало нарастать ожесточение, и на мгновение ее посетила мысль, что все это — пустыня с ее тысячами ловушек и опасностей, башня и ее смертоносные стражи — создано с единственной целью — наглядно показать таким тупицам, как она, насколько они глупы и бессильны.

Но это, конечно, полная чепуха. Правда была в том, что башня — всего лишь первый шаг, первая ступенька лестницы, о длине которой Талли не могла даже догадаться, а в конце пути ее поджидала настоящая тайна всадниц, оседлавших драконов.

Разочарование оставило Талли, возникло чувство пустоты, но это продолжалось недолго. Талли не была бы Талли, если бы почти сразу не почувствовала быстро нараставшую решимость взобраться на следующую ступеньку тайны, а затем на следующую, следующую, следующую, даже если на это придется потратить оставшуюся часть жизни, коль так будет суждено.

Эта мысль ее как-то отрезвила. Боль у нее внутри уменьшилась, осталась тяжесть, и Талли снова осознала, что ее окружает: она почувствовала ледяной ветер, от которого постепенно немели пальцы и лицо, и жгучее солнце, сжигавшее ее голые плечи. Бросив последний, очень долгий взгляд в пропасть, она повернулась и возвратилась в комнату.

Оба ваги ждали ее. Хрхон удобно устроился на ковре, втянув голову и конечности в панцирь — так обычно спали его соплеменники, а Эсск беспокойно ходила взад-вперед. Талли поняла, что она обыскала помещение очень эффективным способом, как обычно это делали ваги: комната была полностью разорена. И хотя открывшаяся картина рассердила Талли как женщину, но успокоила как воительницу: теперь Талли могла быть уверена, что здесь больше нет скрытых ловушек.

Правда, она сомневалась, что их здесь устраивали когда-либо. Обе женщины и их облаченные в хитин стражи, видимо, чувствовали себя в полной безопасности. Будь это не так, Талли и ваги никогда не попали бы в башню живыми. Эта башня уже благодаря ее конструкции была крепостью, которую в случае нападения два или три смелых бойца могли бы защитить от целого войска.

Талли почувствовала себя странно при мысли, что Хрхон, Эсск и она были, вероятно, первыми живыми существами, попавшими в эту башню против воли ее создателей. В этом чувстве не было торжества: им повезло, вот и все. Невероятное сочетание случая, удачи и, конечно, мужества и силы ваг.

— Чтох намх делатьх? — пробился в ее мысли голос Эсск. — Мых идемх назадх?

Талли на мгновение задумалась, потом покачала головой, устало улыбнулась ваге и со вздохом опустилась на то, что Эсск оставила от кровати.

— Нет, — ответила Талли, — мы остаемся.