была одинокой мамой замечательного хоть и шкодливого парнишки, безработной и очень уставшей. И было тяжело поверить в то, что в меня без памяти влюбился красивый, обаятельный, умный и сильный мужчина, который очень хотел стать моей защитой и опорой. Я старалась не думать о том, что его сподвигло говорить мне те слова. Он подарил мне незабываемую ночь и я должна за это быть ему благодарной. Как бы я не игнорировала своё женское начало, зациклившись лишь на ролях добытчицы и няньки, а душа и тело хотели любви. Вот и получили приличную такую дозу радости.

Он прижимал меня к себе так бережно и одновременно страстно, когда мы двигались с ним в такт, сидя на смятой постели. Я цеплялась в его плечи, почувствовав лёгкое онемение в ногах, когда оргазм искрящейся волной прошёлся по телу, сойдясь дуэтом с его разрядкой. Я дышала его ароматом, запоминая и смиряясь с тем, что этого может не повториться. Я гнала от себя мысли, что с ним может произойти что-то страшное. Я буду молиться всем богам, чтоб защитить его. И буду просить ему счастья, даже если не со мной.

Одинокая слеза скатилась на плечо Глеба, когда я молчаливо прощалась с ним. А он заглянул в мои глаза, немного отстранившись и охватив своими горячими ладонями моё лицо.

— Свет? Что?

— Всё в порядке, просто гормоны… — я снова пыталась уткнуться в его шею, чтоб он не видел моего раздрая, но мужчина не позволил мне этого сделать.

— Ты не веришь мне… — он не спрашивал.

— Глеб… — мой голос виновато дрогнул.

— Можешь не верить, это ничего не меняет. Но если я всё же вернусь живой и найду тут какого-то кренделя, улетит с балкона ласточкой, — он говорил серьёзно без тени улыбки, и я ему верила, но всё же попыталась смягчить разговор и свести к шутке:

— А вдруг злой рок в твоём лице настигнет тут слесаря? — я пыталась улыбнуться, что не очень получалось, потому что Глеб всё так же держал меня двумя ладонями за щёки.

— Ты поняла, о чём я, сладкая. Я говорил тебе, чтоб ты не закрывалась в себе, если мне не судьба вернуться. Но я смирюсь с тем, что делать счастливой тебя будет кто-то другой, только если придётся за этим наблюдать с пушистых облачков. Хотя кого я обманываю… в раю я в чёрном списке, — он подмигнул мне лукаво и чмокнул в губы, поднимаясь на ноги и совсем не стесняясь своей наготы. Хотя действительно, что ему стесняться?..

— Не говори больше о том, что можешь не… — слова застряли спазмом в горле.

— Так, солнышко моё лесное, вставай, а то Вадик уже заждался.

Чёрт. Я почувствовала такой приступ вины, что кувыркалась тут с мужчиной, пока сын находился у чужих людей, что, наверняка, мой вид не укрылся даже от Глеба. Я отвыкла быть женщиной, а не только матерью.

— Свет? — этот голый Аполлон обеспокоенно шарил взглядом по моему лицу, пытаясь понять, в чём дело, пока я пыталась выкарабкаться из уголка, кутаясь в одеяло, чтоб достать из шкафа одежду.

— А?

— Всё в порядке?

— Да, просто надо поспешить.

— Вадик рано встаёт? — Глеб не спеша шел в сторону кухни.

— В выходные около 9. Но кто знает, может в гостях в 7 подскочил.

— Далеко ехать?

— Нет, сразу за городом по трассе, коттеджный посёлок у озера, знаешь?

— Знаю. Собирайся, доедем быстро, — Глеб обворожительно улыбнулся, явно с удовольствием наблюдая за моей вознёй в одеяле.

— Я в душ.

— Лады, я после тебя.

Когда я вышла из душа, то на столе уже соблазняли сногсшибательным ароматом две кружки кофе, горячие бутерброды и нетронутый тортик. Я проявила чудеса выдержки и дождалась свежего и сияющего прекрасным настроением мужчину, который сразу бросил на меня недоуменный взгляд. Как я не боролась с собой, я не могла ничего поделать с тем, что внутренности скручивало тугим узлом — настолько я не хотела его отпускать и настолько же запрещала своему ошалевшему от эндорфина разуму строить планы на будущее. А разум упирался и изо всех сил фантазировал, каким отцом Глеб станет Вадику и еще нескольким нашим детям, как мы будем своей шумной семьёй выбираться на природу, как я буду печь душистые пироги и на Масленицу блинчики, а Глеб будет меня ругать за потерянные кубики пресса…

— Что-то не так? — брови сошлись на переносице, когда мужчина просканировал меня с ног до головы. Я улыбалась и делала беззаботный вид, по крайней мере пыталась изо всех сил.

— Ты сегодня уедешь? — я всё же решила открыть причину своего душевного дисбаланса.

Глеб прикрыл глаза, будто согласившись с причиной моих терзаний.

— Да, сладкая. Я должен.

Должен. Я всегда понимала и одобряла чувство долга и ответственность, но, чёрт возьми, как это было тяжело принять сейчас. Я опустила голову, разглядывая свои беспокойные пальцы, которые принялись теребить край платья, которое я надела, когда их вдруг накрыла широкая мужская ладонь.

— Я приеду. Я живучий. Ты даже не знаешь, насколько. Иди сюда, — Глеб перетянул меня к себе на колени и крепко прижал к себе.

Время неумолимо бежало, отсчитывая минуты до расставания. Мы ехали по трассе в напряжённом молчании, и рука Глеба держала мою, заверяя в искренности сказанных слов, но я чувствовала холодок в груди и видела сомнения в глазах мужчины.

Глава 26

Наверное нужно было перетерпеть. Возможно эта ночь была ошибкой, потому что сейчас было невыносимо видеть и чувствовать печаль Светланы. Она молчала, не плакала, не уговаривала. Она пыталась сейчас отказаться от меня, я чувствовал это. Подтвердило мои ощущения и её сопротивление, когда я собрался поехать к её друзьям за Вадиком. Я одновременно чувствовал и смущение, и грусть, и сомнения.

— Ты стесняешься меня? — спросил я прямо, но тут же ощутил её возмущение и удивление. Ну хоть так.

— Ты что?! Просто… я не знаю, всё так быстро. И я обычно держу личную жизнь на замке, — Света стушевалась, — ну, в те времена, когда она у меня была.

— Времена меняются. Поехали, скажешь, что знакомый по работе, брат коллеги, увидел тебя одиноко стоящую на остановке и решил сделать доброе дело.

Настроение катилось в пропасть. С одной стороны меня самого угнетало скорое расставание, но я надеялся, что Света будет тем самым светом в конце моего тёмного тоннеля и я буду рваться к ней изо всех сил. А сейчас я просто не понимал, прослушивая её эмоции — она отгораживалась от своих