Через мгновение глазок потемнел. И дверь открылась.

— Господин Бомон?

— Да, — сказал я. — Спасибо, что согласились со мной встретиться, госпожа Нортон.

Ей было чуть за тридцать, высокая — примерно сто семьдесят три или сто семьдесят пять сантиметров. На ней было черное, в красный цветочек, шелковое платье с поясом, свободно ниспадавшее с широких плеч на высокую грудь и расходившееся мягкими складками от узкой талии по округлым бедрам. Вьющиеся светлые, с рыжеватым отливом волосы были разделены пробором слева и доходили до ушей, слегка прикрывая их. У нее, как и у Розы Форсайт, были голубые глаза, только ее глаза глядели спокойно и уверенно — в них не было ни тени печали. Госпожа Нортон обходилась без косметики, потому как совершенно в ней не нуждалась: у нее был прекрасный цвет лица — бледно-кремовый, чуть розоватый, которым так гордятся англичанки, даже если сами похвастать им не могут.

— Входите, пожалуйста, — пригласила госпожа Нортон. И закрыла за мной дверь.

— Сюда, — показала она. И я последовал за ней. Двигалась она плавно и грациозно, как породистая лошадь, только сегодня выигравшая очередные скачки.

Прямо из холла мы ступили в уголок иной земли — непреходящей Англии.

Кругом английские безделушки — на пустых полках в шкафах, на кофейном столике, на столиках у диванов, на шифоньере. Там были памятные кружки и памятные тарелки, и маленькие фарфоровые фигурки лис, собак и гончих. На стене в рамке висели фотографии королевы Виктории и короля Георга V, а также фотографии мужчин в охотничьих костюмах и черных кепи, хрипящих от возбуждения и погоняющих своих хрипящих же от возбуждения лошадей.

Там, где не было безделушек, стояли книги. Они были либо аккуратно расставлены на полках, либо лежали в стопках на столах и на полу; некоторые были раскрыты и лежали, перевернутые страницами вниз, на подлокотниках диванов и кресел.

— Простите за хаос, — извинилась госпожа Нортон. — Стараюсь следить за порядком, но не получается. Пожалуйста. Садитесь.

Была в ней еще одна общая черта с Розой Форсайт: она накрыла для меня кофейный столик. Правда, на нем не было бутылок — только чайник под милой красной грелкой, молочник, сахарница, чашки на блюдцах и серебряный поднос с песочным печеньем.

Я примостился на диване — крупном предмете мягкой мебели, обтянутом синей тканью с затейливым цветочным узором. Госпожа Нортон села в кресло под стать дивану. Спину она держала прямо, колени сдвинуты и слегка наклонены в сторону. Я заметил, что у нее очень красивые ноги. А она заметила, что я это заметил, но мы оба сделали вид, что ничего не заметили.

Госпожа Нортон улыбнулась.

— Чаю?

— Не откажусь, — ответит я, — спасибо.

Она сняла симпатичную грелку, бережно отложила ее в сторонку, налила чай в две чашки. И снова надела грелку на чайник.

— Сахару? — спросила она.

— Будьте добры. Два кусочка.

Она положила сахар в мою чашку, помешала.

— Молоко? Лимон?

— Нет, благодарю.

Госпожа Нортон протянула мне чашку. Ничего не добавив в свою, она откинулась в кресле, держа спину все так же прямо, а чашку с блюдцем поставила на колено. Снова улыбнулась и сказала:

— Знаете, герой моих книг, в сущности, сыщик, и тем не менее я впервые встречаюсь с его живым прототипом.

Я улыбнулся.

— Наверное, я вас сильно разочарую.

— О Господи, — слегка удивилась она, — надеюсь, этого не будет. — Она отпила глоток чая, подняла брови и как бы между прочим спросила:

— Вы читали мои книги?

— Нет, — ответил я. Может, мне показалось, но уголки ее губ опустились. — Впрочем, я слышал о них самые лестные отзывы, — поспешил добавить я.

Она улыбнулась.

— Очень мило слышать это от вас. У меня есть несколько лишних экземпляров, так что, если желаете…

Госпожа Нортон не закончила фразу, но она прозвучала, как вопрос. И я ответил:

— Конечно. С удовольствием. Если вас не затруднит.

— Нисколько, — сказала моя собеседница. — Одну минуту. — Она поставила чашку и встала с кресла. Прошла по комнате, продемонстрировав свою плавную, грациозную поступь и платье, которое сидело на ней все так же прекрасно. Я взял раскрытую книгу, лежавшую страницами вниз на подлокотнике дивана. Какой-то «Улисс», написана каким-то Джеймсом Джойсом.

Через минуту она вернулась с двумя книгами. Я положил «Улисса» на место, на подлокотник дивана. Она протянула мне обе книги. Пока я, как и приличествует случаю, что-то восторженно восклицал, госпожа Нортон успела сесть в кресло и взяла свою чашку.

— Надеюсь, они вас не разочаруют, — сказала она. — Мне было бы любопытно знать, что думает о них настоящий сыщик. — Итак. Чем могу помочь?

Я положил книги на диван и отпил глоток чая.

— По словам Розы Форсайт, — начал я, — у вас был роман с ее мужем.

Она уже почти поднесла чашку к губам, как вдруг замерла и уставилась на меня. На мгновение мне показалось, что она сейчас отберет у меня обе книги. Но она поставила чашку на блюдце и улыбнулась.

— Вы же не привыкли тратить время впустую, господин Бомон.

— Не привык.

Она кивнула.

— Печенье хотите?

— Нет, спасибо.

Она снова поднесла чашку к губам и отпила глоток.

— Роман, — повторила она. — Это слово подразумевает длительные отношения в настоящем или прошлом. В данном же контексте, можно сказать, оно употреблено не совсем точно.

— А как будет точнее?

Она улыбнулась.

— Может быть, разгул? Или эскапада? — Она прислушалась к звуку этого слова. — Вот-вот, эскапада лучше всего подходит для описания того, что было между мной и Ричардом Форсайтом. Вы, конечно, никогда не встречались с Ричардом?

— Нет.

— Знаете, он был симпатичный. Донельзя симпатичный. Я не имею в виду физически, хотя физически он был просто сногсшибательный. Он великолепно одевался, великолепно говорил, показывал недюжинный ум, был остроумный и забавный. Но, самое главное, он был на редкость энергичный.

Госпожа Нортон наклонила голову.

— И это, по правде говоря, было уникально. Кажется, он был единственным из моих знакомых, кто действительно жил в настоящем. Его увлекало все, чем бы он ни занимался, где бы ни был и кто бы его ни окружал. Когда кто-то говорил, он на самом деле слушал, притом очень внимательно, и у собеседника создавалось впечатление, будто ничто в жизни его так не интересовало.

— И так с каждым, — вставил я.

Госпожа Нортон засмеялась. У нее был добрый смех, с ноткой удивления. Она прищурилась и внимательно поглядела на меня, но недолго — всего лишь несколько секунд. И тут же смекнула, что ведет себя нетактично или слишком явно, потому как быстро отпила еще глоток чая и прикрыла глаза, спрятав и мысли тоже.