Ася протянула мне алюминиевую кружку с чаем и спросила:

– Ну как, болит нога?

– До свадьбы заживет, – хохотнул Валерик.

Тетя Мариам отломила кусок от круглой плоской гаты, лежащей на низком деревянном столике, протянула мне и сказала:

– Да через неделю и следа не останется от этой ранки.

Валерик не мог угомониться:

– Ну, значит, через неделю можно готовиться к свадьбе!

Ася тоже засмеялась, и, судя по тому, как она поочередно кидала взгляды на меня и Анжелу, этот дебил Валерик явно проболтался ей.

Я не удержался и сильно толкнул его локтем, отчего он пролил горячий чай на себя, вскрикнул и уронил кружку вниз.

– Ты чего? – он возмущенно посмотрел на меня. – Чай-то горячий, я обжегся!

– Не такой уж горячий, – пробормотал я, отхлебнув для наглядности из своей кружки.

А Анжела добавила:

– Ничего, до свадьбы доживет.

Теперь рассмеялись все. Тетя Мариам принесла нам длинный металлический прут с загнутым острым концом, которым достают готовый лаваш из тонира.

– Вытаскивайте кружку, а я пошла, скотину еще подоить надо. Только смотрите, сами в тонир не упадите.

Валерик заявил, что он доставать кружку не будет, лучше музыку для нас подберет. Он вытащил кассету из магнитофона, перевернул ее и вновь вставил. Я доел свой кусок гаты, стараясь жевать правой стороной, чтобы зуб от сладкого не разболелся, отложил чай и взял в руки прут. Мы опустили головы и стали вглядываться в глубокое дно колодца. Угли еще тлели, но не так сильно, чтобы можно было что-либо разглядеть.

Ася встала, принесла откуда-то пару газет, скомкала и кинула вниз. Они мгновенно вспыхнули, освещая закопченные черные стены.

– Вон кружка! – крикнула Анжела.

Я и сам ее увидел и попытался поддеть за ручку, но ничего не вышло.

– Дай-ка я попробую.

Анжела взяла у меня прут и попробовала сама, но тоже не добилась успеха, к тому же газеты уже успели сгореть дотла.

Валерик к этому времени нашел и включил какой-то заунывный блюз.

– Эх, ничего без меня не умеете. Ась, не принесешь еще газету?

Но у него тоже ничего не получилось. Мы провозились где-то около получаса, отбирая друг у друга прут и посылая Асю за газетами. В итоге Ася попросила дать ей тоже попробовать и с первой же попытки подцепила и вытащила кружку.

Валерик вытер газетой сажу с нее, налил туда чай и принес еще одну целую гату, которую мы руками разломили на четыре части. Мы сидели при свете свечей, жуя и грея ноги в остывающем тонире. Моя робость улетучилась, я чувствовал себя легко и радостно, несмотря на то, что разговор велся серьезный, о привидениях.

Ася, сидящая напротив меня, шепотом поведала о том, что по ночам в полнолуние на кладбище приходят привидения и издают жуткие звуки. Я, хоть и слышал от дедушки, что это шакалы воют на горе повыше кладбища, почему-то притворялся, что верю этому. Анжела сидела справа, так близко, что наши колени и плечи соприкасались. Мы с ней часто переглядывались, и я видел по ее смеющимся глазам, что она тоже притворяется, будто ей страшно.

Валерик, округляя и без того круглые глаза, соглашался с Асей, добавив от себя, что знает одного мальчишку, который в такую ночь оказался на кладбище и с тех пор стал заикой, не может толком ничего сказать, и еще вдобавок бедняга окосел с той поры. Валерик свел глаза к переносице и показал, как сейчас выглядит косой мальчишка.

– Да, я тоже о нем слышала! – с жаром сказала Ася.

Мы с Анжелой переглянулись и одновременно прыснули со смеха. Валерик презрительно посмотрел на нас и сказал:

– Да что с вами разговаривать, тили-тили-тесто!

От этого нам стало еще смешнее. Потом я постарался сделать серьезное лицо и сказал:

– А хотите по-настоящему страшную историю?

Валерик недоверчиво сжал губы, но Ася и Анжела одновременно сказали:

– Хотим!

Я начал пересказывать «Черного кота» Эдгара По, которого недавно прочитал. Все слушали очень внимательно. Я, не поворачивая головы, ощущал взгляд Анжелы, и от этого красноречие мое только усиливалось. Только я добрался до мести черного кота, как вдруг скрипнула дверь, и все вздрогнули, а Ася даже вскрикнула. Вошедшая тетя Мариам объявила, что уже поздно и нам пора домой.

– Ну ма-а-а-м, – захныкала Ася, – тут такой рассказ интересный.

– В следующий раз. Полночь почти, а им еще на другой конец деревни идти. Девочки, соберите тарелки и кружки.

Мы все поднялись, свет свечей заколыхался, и в полутьме я ощутил, как Анжела пальцами легонько сжала мою ладонь. Мы с ней переглянулись и отошли друг от друга.

Когда мы попрощались и вышли, на улице было уже прохладно, но не холодно, светила полная луна, вдалеке завывала собака.

– Ну что, доволен? – спросил Валерик. – Когда рогатку отдашь?

– Что? Какую рогатку? – рассеянно спросил я, но потом вспомнил. – А-а, утром получишь.

– Может, сейчас зайду к тебе и отдашь?

Я подумал о бабушке и согласился, с условием, что он возьмет на себя ответственность по поводу нашего позднего прихода.

– А что я ей скажу?

– Не знаю, придумай что-нибудь, у тебя это хорошо получается.

Так оно и вышло. Бабушка, не заметив забинтованную ногу, с порога накинулась на меня и полушепотом, так как все в доме, видимо, спали, стала посылать на мою голову такие изысканные проклятия, какие знала только она. Валерик сказал, что это по его вине мы заигрались в карты. Потом он незаметно получил от меня заслуженную рогатку и ушел.

Мне не спалось, я лежал в постели с открытыми глазами и улыбался в темноту. В голове не было мыслей, только образы, сменяющие друг друга. Какая-то неведомая до этого восторженность переполняла меня, сердце билось учащенно, и я даже ощущал пульсацию по всему телу.

Спустя какое-то время сердцебиение пришло в норму, я перестал улыбаться, но сон все равно не шел. Поворочавшись еще в постели, я почувствовал, что больше не в силах лежать. Встал, бесшумно оделся и, прокравшись на цыпочках через гостиную, вышел в прихожую, стараясь не скрипеть половицами, отворил дверь и вышел наружу. Я уселся на верхнюю деревянную ступеньку лестницы, обнял себя за колени и положил на них голову. Луна была неполной, но очень яркой, весь двор напоминал застывшую серебристую картинку с черными пятнами теней от деревьев. Ни единого дуновения ветра, ни лая собак – тишина стояла такая, как будто ватой заложили уши. Я полез за пазуху и вытащил монетку. По ободку шла какая-то надпись, больше похожая на узор. На одной стороне был крест, на обратной удалось разглядеть маленькое грустное лицо и два больших крыла.

Я спрятал ангела и посмотрел вдаль, на темный огромный силуэт возвышающейся горы. Представил, как мы с Анжелой, убежав ночью из дома, поднимаемся на эту гору. Мы сидим с ней на плоском камне на самой вершине, взявшись за руки, и смотрим вниз, на эту красоту. Мы понимаем друг друга без слов, и даже можем полететь, если захотим. Постепенно мир внизу начинает просыпаться, первые петухи подают голос, раздается мычание коров, собаки начинают утреннюю перекличку. Край неба на горизонте начинает светлеть, луна меркнет, и мы с минуты на минуту ожидаем восхода солнца. Анжела берет меня за плечо повыше локтя и сильно сжимает.