Не желая больше слушать, он пошел паковать шатер.

Дневной переход как никогда способствовал затиранию ночных впечатлений. Ледопад оказался почти настоящим, как на фотографиях из серьезных альпинистских книжек, разве что не отвесным, а пологим. Но все равно, как объявил Володя — опасным. Димыч и Генка задействовали взятые на всякий случай ледобуры — прежде они казались напрасным утяжелением рюкзаков. Получилось три «станции» — верхняя и две промежуточных, устроенных на каменистых островках посреди ледяных волн замерзшей реки. Группа проходила их медленно: особенного опыта ни у кого не было. «Кто же на подвиги рассчитывал!» — облизывался Володя, довольный тем, что подвиг все-таки случился. Но в группе далеко не все были с ним согласны. Девчонки, закутанные в пуховки и обутые в «кошки», сидели, нахохлившись, и ждали пристегивания к веревке. Они нестерпимо мерзли.

— Самое противное в этих так называемых технических этапах — то, что пока дождешься своей очереди, вконец околеешь, — ворчала Катя, бледная от холода.

— По мне, так можно было спокойно и п-по краю обойти, без всех этих п-прибамбасов. — Яна так продрогла, что начала заикаться. — Так нет же, им п-поразвлечься хочется. Спортсмены, блин. Давно бы вниз сп-пустились…

Женя сомневалась, что здесь можно было обойти без веревок: скальные берега реки выглядели еще опасней, чем лед. Но она радовалась, что так или иначе — холодом ли, страхом или усталостью — заслоняется то, что было ночью. Может, оно так и совсем уйдет? Может, этот ледопад — преграда, которую это преодолеть не сможет? А если Димыч прав, и не нужно обращать внимание на необъяснимые явления, если они ни на что не влияют? «Не умножать сущности без надобности», повторяла она про себя, стуча зубами.

Димычу, похоже, это удавалось: он полностью отдался спортивному азарту. Он замерз, но продолжал непослушными руками перещелкивать карабины и навязывать узлы. На его тонких посиневших губах играла улыбка; то и дело слышался его скрипучий голос, бодро отдававший команды. Даже Генке и Даниле не хватило энтузиазма до конца: на середине спуска они умолкли и помрачнели. Генка растирал онемевшие пальцы, представляя, как они будут выглядеть завтра. Данила ругался, обнаружив, что карабином зажало и порвало его дорогую пуховку.

— Хе-хе, а что вы думали, на курорт попали? — кричал снизу Володя, уверенный, что тем самым повышает боевой дух коллектива. — Все, халява закончилась. Привыкайте!

— Заткнулся бы ты, — прошептала Яна. Она нетерпеливо ждала, пока парни на промежуточной станции освободят веревку. Но там случилась какая-то заминка, доносились обрывки раздраженных фраз, и конца-края этому не было.

Наконец, они спустились. Снова началась тропежка. На сей раз ноги с радостью приветствовали ее: представилась возможность согреться. Но они не успели оттаять: пришла новая напасть — метель. Туча надвинулась на хребет, когда группа еще сидела наверху, но то были лишь первые снежинки. Река, которая начиналась ледопадом, внизу поворачивала и встречалась с ветровым потоком из долины. Участь тропильщиков усложнилась. Нужно было не только взбуривать лыжами плотный снег, но и подставлять лицо режущему морозному ветру. Группа кое-как на ходу замотала лица шарфами, но это помогало слабо. Каждый уныло гадал, будет ли у него обморожение лба и щек, а если будет, то насколько глубокое. Ветер свистел в ушах и громко трепал края капюшонов. Самые злые порывы покушались сбить с ног, и путники брели, скрючившись под рюкзаками, как грузчики в порту, и пытались спрятаться от ветра за спиной впередиидущего. Володя больше не смеялся, Данила и Генка огрызались. Все понимали, что спасти их сейчас может лишь движение (только не останавливаться, только не останавливаться! — стучало в голове каждого). Тропильщики сменялись, едва отсчитав в уме нужное количество шагов. Руководителю не нужно было кричать «смена». Тем более, что против ветра его бы все равно не услышали. Каждую свободную секунду, когда не требовались руки, чтобы упираться палками, Женя тратила на растирание лица. Она уже знала, что щеки замерзли, что назавтра появятся волдыри, а через неделю — запекшаяся бурая корочка, которая еще через неделю будет отскабливаться ногтями, обнажая новую кожу — тонкую и розовую. Женя знала, что это не очень хорошо с точки зрения здоровья и красоты, а самое главное — место, где сошла кожа, всегда будет отмораживаться первым, даже при слабом минусе — но сейчас она даже не успевала расстроиться. Все имевшиеся силы употреблялись на то, чтобы идти, а еще на то, чтобы растирать. «Только бы подольше не тропить», думала она, когда удавалось подумать. Встать лицом к лицу с ледяным ветром означало потерять не только кожу лица, но и пальцы рук. Пока что, прячась за чьим-то огромным рюкзаком (это был Данила, но она забыла, как его зовут), Женя иногда ухитрялась собрать их в кулак и погреть. Когда подойдет очередь тропить, такой возможности не будет. Каким-то загадочным образом ветер пробирался к плотно закутанным ушам, пытаясь и их заморозить. Он ревел, выл, сотрясал горы; он высыпал навстречу весь запас снега, собранный за зиму. Казалось, его целью было во что бы то ни стало задержать путников, превратив в сугробы, подобно елочкам на перевале. В какой-то момент душа Жени устала сопротивляться и решилась на бегство. «Я ненадолго, мне только погреться», сказала себе она, и тут же глаза сами собой закрылись. Она унеслась туда, где было тепло. В голубом небе там сияло солнце, а у ног расстилалась лужайка с изумрудной травой и пестрыми цветами. Горы там тоже были, но они деликатно стояли на заднем плане. Их задачей было украшать, а не замораживать и убивать. Они были друзьями туристов, а не врагами, потому что это был Кавказ, волшебный и никогда не виденный! Снова журчал прозрачный ручей, и снова по тропинке шли ее друзья — парни и девушки, веселые, красивые, добрые. Тот, что с черными кудрями, постоянно оглядывался на Женю и ласково улыбался. Она знала, что эта тропинка — только начало, что она ведет в страну счастья, что скрыта среди лужаек и гор. И там, в это стране…

— Эй, ты чего?

Удар лыжной палкой по плечу вывел из оцепенения. Снова был снег, снег, снег, бесконечный снег, и злобный ветер, пробирающий до самого сердца. Женя стояла, чуть наклонясь, и упиралась в него лбом, чтобы хоть как-то держаться на ногах. Впереди никого не было.

— Чего стоишь? Шагай давай! — послышался сдавленный крик откуда-то издалека.

Она поняла, что кричали у нее за спиной, и кричал Димыч. Ветер сразу уносил его слова прочь. Ах, вот