Три часа обратного пути до Плимута Черчилль проспал. В Лондоне стало известно, что уже 13 000 немецких солдат захвачено в плен. Однако вечером, когда он ужинал с Клементиной и Мэри, пришел капитан Пим и сообщил о приближении самолетов-снарядов. Всего за вечер через Ла-Манш их было запущено 27. Четыре достигли Лондона. Погибли два человека. Черчилль и начальники штабов решили снять часть самолетов, задействованных в Нормандии, чтобы разбомбить пусковые установки, которых к 14 июня было обнаружено 67. Но погодные условия в районе Кале помешали проведению атаки. В следующую ночь в районе Лондона взорвались 50 летающих снарядов. Один из личных секретарей Черчилля Кристофер Доддс вышел на улицу. «ПМ, – позже написал он, – уже был на улице, чтобы видеть все своими глазами. Вот пример энергичности ПМ и (просто волосы дыбом!) его пренебрежения своей безопасностью». Черчилль в телеграмме Сталину прокомментировал это так: «У нас выдалась шумная ночь».

18 июня 63 военнослужащих и 58 гражданских лиц погибли от самолета-снаряда, попавшего в Гвардейскую часовню во время утренней службы. Вечером, на штабном совещании, и на следующий вечер, на специально созванном комитете военного кабинета, Черчилль с советниками обсуждали меры, необходимые для предотвращения паники среди мирных жителей. «Он был великолепен, – вспоминал первый морской лорд адмирал Каннингем. – Он сказал, что населению нужно твердо заявить: их страдания – это часть битвы за Францию, и они должны быть горды, что разделяют опасности, которым подвергаются солдаты». На совещании была также достигнута договоренность не включать на полную громкость сирены воздушной тревоги во время очередных налетов. «Премьер-министр сказал, что людям нужно спать, – записал Каннингем. – В любом случае утром ты проснешься либо хорошо отдохнувшим, либо в мире ином!»

В Нормандии уже высадилось более полумиллиона войск союзников. Но немцы продолжали удерживать Кан. В Лондоне за неделю погибло 525 гражданских лиц. Шли почти непрерывные совещания, каким образом наиболее эффективно противодействовать этим обстрелам. Из 700 самолетов-снарядов, выпущенных немцами за неделю, 200 были сбиты – часть зенитной артиллерией, часть истребителями. Чтобы избежать опасности, так сказать, наложения одного способа на другой, Черчилль предложил, чтобы днем работали истребители, а ночью – зенитная артиллерия. Новое оружие немцев представляло собой постоянную опасность. 20 июня, диктуя телеграмму Рузвельту о послевоенной англо-американской политике по нефти, Черчилль прервался на полуслове и продиктовал: «В данный момент к нашему зданию приближается летающий снаряд». Он продолжил диктовку, а потом добавил: «Снаряд упал далеко».

Между британцами и американцами развернулись ожесточенные споры по поводу зоны военных действий в Италии. Из армии Александера собирались забрать четыре французские и две американские дивизии. Они должны были участвовать в десанте на юг Франции 15 августа. 15 июня британский комитет объединенного планирования на основании перехвата секретных донесений немецкого командования сообщил начальникам штабов, что операция на юге Франции будет менее эффективна, чем десант в Адриатике с последующим продвижением на север Югославии. На штабном совещании 22 июня Черчилль поддержал эту мысль. Он сказал начальникам штабов, что, на основании секретной информации о собственных планах Германии, для отвлечения сил из Нормандии морской десант в Адриатике в районе Триеста окажется более эффективным, чем высадка на юге Франции. Из дешифрованных сообщений было понятно, что немцы не будут защищать юг Франции во что бы то ни стало, но проход между Италией и Австрией будут оборонять любой ценой и ради этого направлять туда все больше и больше войск, чтобы предотвратить прорыв союзников с юга.

Александер стремился продолжить наступление на север Италии. Генерал Мэйтланд Уилсон, командующий британскими войсками на Ближнем Востоке, был очень заинтересован провести десантную операцию на севере Адриатики и нанести удар на восток, сначала в направлении Загреба, а потом – Австрии и Дуная. Черчилль и британские начальники штабов призывали Рузвельта провести десантную операцию в Адриатике. 28 июня они получили подтверждение своей позиции из перехваченного сообщения немцев, отправленного ночью и дешифрованного в Блетчли уже утром. Это была директива Гитлера, в которой он требовал любой ценой удержать Апеннины. «У нас появилась бесценная информация, – записал в дневнике Брук, – доказывающая, что Гитлер придает особую важность северу Италии». Брук, Портал и Каннингем в этот же день направили телеграмму американскому Комитету начальников штабов. В ней говорилось: «Будет большой стратегической ошибкой не воспользоваться возможностью продолжать давление на немецкие войска, находящиеся в Италии, и тем самым втягивать все больше их резервов на этот фронт».

В этот же день Черчилль также отправил телеграмму Рузвельту, в которой напоминал, о чем он «говорил в Тегеране насчет Истрии», а кроме этого копии дешифрованных немецких сообщений. Но на следующий день Рузвельт отверг план по Адриатике, сообщив Черчиллю, что «из чисто политических соображений» он не может допустить даже малейшего ослабления в Нормандии. Он просто «не переживет, если в Соединенных Штатах станет известно, что очень большие силы перебрасываются на Балканы». Черчилль поспешил уточнить, что новый план не имеет никакого отношения к Балканам. «На Тегеранской конференции, – написал он, – вы обратили мое внимание на возможность продвижения на восток после поражения Италии, и конкретно упомянули Истрию. Никто из участников этого обсуждения не думал о продвижении армий на Балканы, но Истрия и итальянский Триест – стратегически и политически важные позиции, которые, как вы сами хорошо видите, могут вызвать широкую реакцию, особенно сейчас, после наступления русских».

Рузвельт предложил обсудить вопрос со Сталиным. Черчилль был против. Он указал, что Сталин предпочтет, чтобы британские и американские войска продолжали воевать во Франции, а в результате «Восточная, Центральная и Южная Европа сами естественным путем упадут к нему в руки».

Черчилль решил лично встретиться с Рузвельтом, чтобы изложить адриатический план. 30 июня он распорядился подготовить амфибию и «Ланкастер» для полета через Атлантику. Но Рузвельт решил по-своему: высадка в Южной Франции состоится. Тем самым армия Александера в Италии неизбежно должна была быть сокращена. «Что я могу сделать, господин президент, – телеграфировал ему Черчилль 1 июля, – если ваш Комитет начальников штабов настаивает на том, чтобы отменить наступательную операцию в Италии со всеми ее ослепительными возможностями, и тем самым освободить Гитлера от всех его забот о долине По, рассчитывая, что это через несколько месяцев принесет эффективную пользу Эйзенхауэру далеко на севере? Уверен, – добавил Черчилль, – если бы мы встретились, как я неоднократно предлагал, то обязательно пришли бы к удовлетворительному соглашению».

Рузвельт не изменил свою точку зрения. Черчилль, британские начальники штабов и два главнокомандующих войсками в Средиземноморье вынуждены были отказаться от своего стратегического плана. Александеру не позволили воспользоваться слабостью немцев и открывавшейся возможностью. Так возникло охлаждение в англо-американских отношениях военного времени.