Бойню остановили трое. Понятно, что они не входили в состав роты. Началось все с 25-летнего прапорщика Хью Томпсона, пилота вертолета, в экипаж которого входили еще Гленн Андреотта и Лоуренс Колберн. Наверное, имеет смысл сообщить, что среди предков Томпсона были выжившие на «Дороге слез»[522]; он вырос в сельской Джорджии, и религиозные родители воспитали в нем ненависть к сегрегации. Колберн и Андреотта ревностно придерживались католической веры.

Вертолет Томпсона кружил над деревней и должен был помогать пехоте в сражении с бойцами Вьетконга. Сражения пилот не заметил, зато увидел груды мертвых тел мирных жителей. Томпсон сначала подумал, что деревня подверглась нападению и что американцы защищают население, но не мог определить, откуда наносится удар. Он посадил вертолет посреди этого хаоса и увидел сержанта Дэвида Митчелла, который стрелял прямо в толпу согнанных в канаву кричащих раненых жителей деревни; тут же на его глазах и другой американец, капитан Эрнест Медина, в упор расстрелял женщину. Томпсон осознал, кто на кого нападал. Он высказал все Келли, который был старше его по званию, на что тот велел Томпсону не лезть не в свое дело.

Вслед за этим Томпсон увидел группу женщин и детей, сгрудившуюся около самодельного бомбоубежища, и американских солдат, готовых перестрелять их всех. Двадцать лет спустя, рассуждая о том, что произошло дальше, он описывал свои ощущения так: «Ну, в тот момент они превратились во врагов, я так думаю. А уж тем жителям они, черт возьми, точно были врагами». Томпсон совершил акт, беспримерный по смелости и силе духа, Поступок, подтверждающий каждое слово этой книги о том, что перекатегоризация Своих и Чужих может произойти в мгновение ока. Хью Томпсон опять поднял вертолет в воздух, посадил его между американцами и жителями деревни, развернув пулеметами на своих же боевых товарищей, и приказал экипажу косить очередью каждого, кто только попытается нанести вред жителям деревни[523],[524].

Итак, у нас перед глазами пример человека, в одиночку изменившего историю 20 стран, или другого человека, кто, преодолев себя, способствовал примирению после десятилетий ненависти, или того, который пошел наперекор вложенным в него навыкам, чтобы сделать то, что считал правильным. Настал момент рассказать еще об одном человеке, чья история неизменно вдохновляет меня.

Я имею в виду Джона Ньютона, англиканского священника, родившегося в 1725 г.{994} Пока все обычно, ничего особенного. Его знают, потому что он сочинил церковный гимн «О, благодать». Этот гимн да еще «Аллилуйя» Леонарда Коэна всегда трогают меня до глубины души. Ньютон был аболиционистом, сторонником ликвидации рабства в Британской империи. Так, уже интереснее. Теперь читайте: в молодости Ньютон капитанствовал на корабле, перевозившем рабов. Ага, вот и завязка сюжета: некто занимается работорговлей и на эти доходы живет, но вот его посещает религиозное и нравственное озарение, мир его переворачивается, происходит драматическая перекатегоризация Своих и Чужих, драматический взлет гуманизма – и этот некто посвящает себя делу ликвидации рабства, драматическим образом исправляя ужасные ошибки молодости. Нейронная пластичность из главы 5 встает перед нами во весь рост.

Ничего такого не происходило.

Ньютон, будучи сыном капитана, впервые вышел в море (вместе с отцом, понятно) в возрасте 11 лет. В 18 лет его вынуждают поступить в военный флот, он пытается дезертировать, его ловят, приговаривают к наказанию плетьми. Ньютон умудряется сбежать, устраивается на корабль работорговца, приписанный к Западно-Африканской компании. Он вот-вот должен прочувствовать общность с теми, кто в неволе, ведь он и сам только что практически побывал «невольником» – и на него вот-вот снизойдет озарение.

Но нет, все не так, и никаких озарений.

Ньютон продолжает ходить на невольничьем судне, но в силу характера «новичка» все его терпеть не могут до такой степени, что ссаживают на берег туда, где теперь находится государство Сьерра-Леоне; там он встречает работорговца, который отдает его в качестве раба своей жене. Однако Ньютон опять спасается – вот он на корабле по дороге в Англию, корабль попадает в ужасный шторм и начинает тонуть, но Ньютону сопутствует удача. Он взывает к Богу, корабль остается на плаву, а Ньютон обращается к евангелическому христианству. Он находит себе место на другом невольничьем судне. Ну что, мы готовы? Он же обрел Бога, сам побывал в шкуре раба – кому, как не ему, осознать чудовищность торговли людьми?

Но нет.

Он немного сочувствует рабам, глубже уходит в евангелическое вероучение. Но при этом становится капитаном на корабле, перевозящем невольников, и без устали занимается работорговлей следующие шесть лет. Ага – вот теперь-то он должен увидеть изнанку своих действий!

Опять не угадали.

На самом деле от перенесенных невзгод у него пошатнулось здоровье. Он становится сборщиком налогов, углубляется в изучение теологии, всерьез собирается стать англиканским священником. Но деньги – свои деньги! – он вкладывает в работорговлю. Как сказали бы в моем родном Бруклине: «Мужик совсем долбанулся!»