работают с настроением. В лавинную опасность у нас не принято говорить о потерях, о них мы будем говорить потом, когда позволим себе расслабиться.

– Удачи! – напутствует мама. – Максим, ты помнишь…

– Да, мама, только учти, я не при телефоне.

– Тогда запусти ракету.

– Красную, зелеными мы будем обмениваться с Муратом.

– Хорошо, красную. И береги Васю.

– Анна Федоровна… – бурчит Вася, который по оживившимся лицам ребят догадывается, что мамино пожелание еще сработает. Он прав, едва мы успеваем перешагнуть порог, как эти негодяи раскрывают пасти и дружно орут: «Береги Васю!» Они продолжают скандировать, пока мы не скрываемся в вездеходе, в котором нас ждет Леонид Иваныч со своей командой.

Снег валит валом. По приказу Мурата бульдозеристы расчищают нам шоссе. Мы едем в сторону Бектау, за «Чертов мост», где на бетонированной площадке установлена крупнокалиберная зенитка, пристрелянная к лавинам от седьмой до пятнадцатой. «Старая артиллерийская лошадь услышала зов трубы!» – смеется Леонид Иваныч. Он откровенно доволен, по окончании войны стрелять ему доводится не часто, а это дело он любит – в войну артиллеристом был лихим, четыре боевых ордена за красивые глаза тогда не давали. На Ладоге ему осколком оторвало по локоть левую руку, но и одной Леонид Иваныч орудует так, как иные двумя не сумеют. И маме, и мне он особенно дорог потому, что знал моего отца, командира отдельного лыжного батальона, и не только знал, но и поддерживал огнем во время прорыва блокады Ленинграда. «Ну и судьба! – изумился Леонид Иваныч, когда мы встретились в Кушколе. – Майор Сорокин – личный артиллерист отца и сына Уваровых!»

Пока его ребята готовят зенитку к стрельбе, мы, сидя в кабине, уточняем на карте сектор обстрела. Все координаты определены заранее, бить по лавиносборам мы можем вслепую, нужно лишь определить, с чего начать. Мы решаем прощупать сначала четырнадцатую, относительно небольшую и расположенную в семистах метрах от одиннадцатой. Если четырнадцатая сойдет, не потревожив соседок, попробуем тринадцатую, а если…

Это самое «если» стоит у меня поперек горла: кто может гарантировать, что первый же снаряд не сведет склоны Актау с ума? А разве то, что мы собираемся делать, – не сумасшествие? Нас извиняет лишь то, что сунуть голову под крыло и ждать, пока ее оторвет, – сумасшествие в квадрате. Больше всего я боюсь одиннадцатой, в позапрошлом году ее лавиносбор был куда более тощим, чем сейчас, а воздушная волна дошла до опушки. Время у нас есть, и я подробно рассказываю Леониду Иванычу, каких пакостей можно ждать от одиннадцатой. Я вспоминаю, как еще в университете на практическом занятии по военной подготовке полковник задал одному студенту из нашей группы вопрос: «Какова первая обязанность командира при выборе боевой позиции?» – и был совершенно шокирован ответом: «Наметить пути отхода, товарищ полковник!»

– А он был не дурак, твой студент, – улыбается Леонид Иваныч. – Давай и в самом деле наметим.

Включив фонарики, мы идем осматривать наши тылы. Между шоссе и опушкой леса, которым поросли южные склоны Бектау, метров триста, и зенитка находится примерно посредине. Снега на южных склонах мало, но они крутые – на верхотуру и за час не заберешься, а сосновый лес – далеко не всегда лучшая защита от воздушной волны: если она достаточно сильна, от леса лучше держаться подальше. И от открытого места – тоже, так что выбор, как видите, у нас широкий. То, что на нашей памяти и по утверждениям старожилов одиннадцатая этот лес не уничтожала, еще ничего не доказывает: Юрий Станиславович учил слепо статистике не доверять, «так как в ней не отражено поведение лавин в Древние и даже Средние века». Что ж, будем надеяться, что одиннадцатая не сорвется, а если же это случится, то нам остается уповать на удачу. Все-таки лучше всего – это попытаться добежать до опушки. На будущее, мечтаю я, хорошо бы соорудить здесь что-нибудь вроде бетонного дота, с автономным обеспечением на сутки-другие…

Я отправляю Васю к бульдозеристам, которые ползают взад-вперед по шоссе, – пусть кончают работу и уходят в Кушкол.

Леонид Иваныч начинает колдовать над зениткой, я слышу, как он переговаривается с наводчиком: «Угол 3–89… прицел 24–18…» Для меня это филькина грамота, но Леонид Иваныч – ас, он стрелял по «тиграм» тогда, когда времени для расчетов у него было куда меньше, чем сейчас. Его ребята выносят из вездехода и подтаскивают к зениткам пяток снарядов с ярко-желтыми гильзами, вряд ли нам столько пригодится, склоны слишком напряжены. У нас есть все: артиллеристы и орудие, снаряды и координаты, теперь нам нужно лишь одно – немножко удачи. На прощанье мама всегда желает мне удачи, но – коротко, без обильных словоизлияний, которыми ничего не стоит удачу спугнуть.

Из-за поворота доносится гул моторов, Вася размахивает руками – что такое? Я бегу к шоссе. Один за другим через «Чертов мост» переползают четыре автобуса, битком набитые туристами. В кабине первого автобуса рядом с водителем сидит Бычков, директор «Бектау», которому надлежит принять и разместить эту ораву. Я приветливо машу ему рукой и желаю спокойной ночи. Он открывает и закрывает рот, я не слышу, о чем он говорит, но догадываюсь, что не о любви и дружбе. Чтобы я на сей счет не заблуждался, Бычков опускает стекло, высовывает голову и от души высказывается. Я прошу его передать сердечный привет семье и приказать водителям не возвращаться в Кушкол, так как скоро будем стрелять. Бычков выражает пожелание, чтобы первым же снарядом меня разорвало на части, и мы дружески расстаемся. Подобные пожелания достаются мне и от туристов – узнали, собаки, кому обязаны раскладушками. Интересно, как Мурату удалось так быстро сработать?

Автобусы, рыча, идут на подъем, за которым гостиница «Бектау», и мы с Васей возвращаемся назад. Вася румян и весел, для него все происходящее – забавная игра, а то, что ставки в ней достаточно высоки, его ничуть не волнует. Я уже второй сезон присматриваюсь к нему, из Васи можно сделать отличнейшего лавинщика, если научить его с уважением относиться к собственной жизни. Скажем, мы потеряем бдительность – и завтра Гвоздь женится, кем тогда его заменить? Хотя нет, этого негодяя я слишком люблю, мне его никто не заменит.

Я запускаю зеленую ракету. Когда Мурат сочтет возможным, он ответит мне такой же.

В течение десятка секунд, пока в заснеженном небе рассыпаются огни, мы смутно различаем вдали исполненные враждебности склоны Актау. Они чудовищно разбухли, от их вида по спине бегут мурашки. Мне кажется, что я никогда, ни разу в жизни не видел на склонах