Призрак утверждал, что в гибели Лизелль виновен Пол Грейсон. И это имело смысл, потому что они были любовниками, а Грейсон давно пристрастился к красному песку. Возможно, у них возникла какая-то ссора, Грейсон вышел из себя и перерезал горло Лизелль.

Но дело в том, что Ария сама была связана с преступным миром и обладала достаточным опытом в подобных делах. Многие утверждали, что она управляет Омегой, и они не ошибались. Это и еще тот факт, что она прожила не одну сотню лет, предполагало большую осведомленность Т’Лоак во всем, что было связано с убийствами. Что-то, чего она пока никак не могла уловить, ее беспокоило. «Но я выясню все, — пообещала она себе, — и скорее рано, чем поздно».

Однако придется подождать. Т’Лоак решила не кремировать Лизелль на Омеге, а привезти дочь домой, где, как говорили предания, ее дух соединится с теми, кто ушел раньше. Т’Лоак не слишком верила преданиям, но надеялась, что это правда. Бросив последний взгляд на любимый город, она повернулась к нему спиной, как это делала уже не раз, и вошла внутрь. До похорон осталось меньше часа.

В соответствии с традициями азари бережно сохраненное тело Лизелль накануне вечером было обмыто, умащено и облачено в белое одеяние. Затем его на всю ночь водрузили на специально построенной платформе в центре роскошного холла. Четыре охранника, назначенные для почетного караула, были еще на посту, когда вышла Т’Лоак.

На Т’Лоак было длинное платье с облегающим лифом, и такие же одеяния были на других азари, уже поджидавших ее. Их было восемь, все ее родственницы. Не единственные родственницы, их у Т’Лоак насчитывалось несколько сот. Хотя большая часть родни не одобряла стиля ее жизни. Более того, они обвиняли ее в том, что она вырастила Лизелль на Омеге и позволила ей там остаться. Оглядываясь в прошлое, Ария не могла с ними не согласиться. В том, что Лизелль попала в дурную компанию, была и вина ее матери. Эта мысль не переставала терзать Королеву Пиратов.

Вот поэтому сил присутствующих едва хватило, чтобы снять богато украшенные носилки с платформы. И когда скорбящие родственницы через переднюю дверь вынесли тело к длинному катафалку, их было гораздо меньше, чем тяжеловооруженных телохранителей.

«Телохранители, — горько усмехнулась про себя Ария. — Как точно сказано».

Траурный кортеж состоял из четырех экипажей. Первой шла оборудованная тараном машина, которая могла убрать с дороги любые заграждения. Затем тяжелый бронированный лимузин, в котором ехали Т’Лоак и остальные члены семейства. За ней вплотную держался катафалк, а замыкал процессию обычного вида черный фургон. Вот только его крыша могла раздвигаться, когда изнутри поднимались орудия, стрелявшие ракетами по воздушным и наземным целям. Конечно, на Тассии это вряд ли потребуется, но ценой могущества было наличие сильных врагов. А Т’Лоак не хотела давать им дополнительных шансов.

Кортеж двинулся с места, как только все расселись по машинам. В лимузине никто не разговаривал. Только Т’Лоак имела право начать разговор, а она была не из тех, кто делится своими чувствами с окружающими. Так, при полном молчании, машины петляли по извилистым улицам мимо стоявших на холмах особняков и застроенных равнин между ними. Здесь было много высоких зданий, и многие из них соединялись изящными навесными мостиками. Вокруг них теснились строения меньшего размера, и все это составляло самоуправляемые кварталы. Одни районы выглядели прекрасно, другие — гораздо хуже.

Уродливая городская изнанка была прекрасно знакома Т’Лоак, поскольку сама она выросла в квартале, который называли «Адовой приемной». Там каждый изворачивался как мог, никому нельзя было доверять, а преступления давно стали нормой. Ее мать выросла не здесь, но попала в трущобы по причинам, о которых Т’Лоак могла только догадываться. Покинув дом, Т’Лоак поднялась до положения, которое одна из ее наиболее добродетельных родственниц назвала «безобразной опухолью». Эти слова должны были обидеть ее, но не обидели, поскольку в своем занятии Т’Лоак видела воплощение естественного порядка вещей. На каждой планете существует пищевая цепочка, наверху всегда находятся хищники, а все остальное — это сентиментальная чепуха.

Слева промелькнул ряд вечнозеленых деревьев, и каждый ствол на мгновение заслонял искрящуюся гладь реки и беспорядочно разбросанные группы домиков по обоим ее берегам. Затем, после плавного поворота шоссе, вдали показалось кладбище. Оно использовалось уже тысячи лет и занимало огромную территорию. Некрополь представлял собой бесконечный лабиринт. Некоторые захоронения были похожи на храмы, другие приняли формы высоких шпилей или монументов, порой даже с элементами абстрактного искусства.

Среди бесчисленных памятников кортеж продолжал движение по извилистой дорожке до узкого мостика, ведущего к острову в центре искусственного водоема. Когда Т’Лоак покупала этот участок, он находился на самом краю кладбища.

Но с тех пор добавились сотни захоронений, и маленькое озерцо стало обращать на себя внимание. Кое-кто говорил, что это ров с водой, созданный, чтобы держать любопытствующих на расстоянии. Другие видели в нем воплощение непомерного эго Т’Лоак, ее стремление отметить свою собственную смерть, и даже признак дурного вкуса.

«И все эти критики по-своему правы, — подумала Т’Лоак, когда кортеж остановился. — Но это не имеет никакого значения».

Похожее на пирамиду сооружение было выстроено из черного гранита и отвечало ее вкусам в том возрасте, когда Т’Лоак строила мавзолей, — вкусам личности, которой необходимо было многое доказывать и которая считала, что экстравагантность — это один из способов себя проявить. Теперь, став матриархом азари, Т’Лоак понимала, что перестаралась. Но изменять что-либо значило извиняться, значило предать свою молодость, а этого она упорно избегала.

Т’Лоак дождалась, пока водитель откроет дверцу, затем вышла и повела скорбящих родственниц к катафалку, чтобы снять носилки. Глаза Лизелль были закрыты. Гримеры скрыли ужасную рану на ее шее и сложили руки на груди.

«Я не стану плакать, — сказала себе Т’Лоак. — Слезы — признак слабости».

Азари сняли носилки и вслед за Т’Лоак по крутой лестнице спустились в круглый подземный зал. Здесь было холодно. В центре неярко освещенной комнаты журчала вода, переливающаяся из наклоненного кувшина в бассейн.

В стенах на равном расстоянии друг от друга виднелись узкие ниши. Некоторые были уже заняты, другие оставались свободными. Для Лизелль уже был подготовлен гроб. Медленно, с величайшей осторожностью ее тело подняли с носилок и вложили в погребальную капсулу. Затем Т’Лоак наклонилась и поцеловала холодные губы дочери.

— Я не отступлюсь, — поклялась она. — Не сдамся, пока не узнаю правду.

Плавно опустилась крышка, и капсула ушла в стену. И тогда азари, которая не собиралась плакать, разрыдалась. Она стояла перед высеченным в мраморе именем, и все ее тело содрогалось от жестоких рыданий. Но никто из присутствующих не осмелился ее обнять и прошептать слова утешения, потому что Ария Т’Лоак была Королевой Пиратов. Прикоснуться к ней было равносильно смерти.