тупик, человеческий неликвид. Плохо социализированные, патологически безденежные. Особи, не способные на свободный полет, те, чьи крылья так и не расправились до конца. Бывают ли вообще в реальности импозантные кинематографические ученые, что расхаживают в белых халатах по шикарным лабораториям?.. И все росло, росло в душе злое желание что-то изменить в своей жизни – радикально и навсегда.

До Барнаула ехали поездом, в одном купе. Евгений основательно подготовился к экспедиции, изучил все свидетельства очевидцев – таковых, впрочем, было мало, в основном статейки в желтой прессе про «алтайских вампиров» – и поднял все легенды местных народов, в которых хоть как-то упоминались бабочки. Почти ничего интересного, впрочем, не нашел, кроме нескольких интригующих фото: схематичное изображение бабочек на древних алтайских петроглифах. Он хотел было обсудить это с коллегами, но Жанна оказалась до странности мрачна и неразговорчива, а Гоша спал почти всю дорогу на верхней полке, да и толку от него как от собеседника было немного: заика каждое слово брал приступом. Только Дмитрич без конца пил чай из граненого стакана с подстаканником, обязательного атрибута дальних поездок, и все вспоминал, как мальчишкой ловил жуков в деревне и собирал свою первую коллекцию. По настойчивости, с какой он обращался к детским воспоминаниям, складывалось впечатление, что подлинная жизнь Дмитрича закончилась, когда он перестал быть ребенком, а дальше пошло что-то другое, просто существование. И Евгению снова вспомнились несчастные тропические бабочки с комочками крыльев.

Люди, не достигшие состояния имаго. Или достигшие, но не расправившие крылья. Вот кто собрался в этом купе.

Ночью в тряском вагоне Евгению приснилась огромная куколка. Он, по правде сказать, напрочь забыл про эту дурацкую, явно фейковую фотографию, но во сне куколка оказалась настоящей, и кто-то шевелился внутри нее, стремясь выбраться на свободу. Куколка разломилась – Евгений вздрогнул и проснулся.

От Барнаула ехали на автобусе до Горно-Алтайска, там экспедицию ждала машина. Дальше, до последнего населенного пункта на пути, села́ Тюнгур, группу вез на джипе русский водитель. Он лишь посмеялся, когда Евгений попытался расспросить его про бабочек-вампиров, и ответил: «А еще на Белуху приземляется НЛО. Вы, что ли, из этих, которые типа Шамбалу на Белухе ищут? А мне сказали, что вы энтомологи». Настроение у всех в группе мигом испортилось, в том числе у Евгения – хотя он-то видел огромные крылья, которые никак не могли быть подделкой.

Тюнгур оказался обычным преимущественно русским селением с серыми покосившимися заборами и ржавыми драндулетами-вездеходами. Необычной для Евгения была местность кругом – высокие, будто с картинки, горы и нездешняя, вышняя, сияющая белизна Катунского хребта, видневшегося за стекающей как раз с него рекой Катунь. От Тюнгура дальше, туда, где уже не было сёл – сначала турбазы, затем только леса и горы, – группу ранним утром повез шофер-алтаец на «шишиге», машине ГАЗ-66, единственном колесном транспорте, который мог преодолеть здешние разбитые дороги. Путь лежал туда, где, по свидетельству незадачливых туристов, те столкнулись с неведомыми бабочками – а произошло это в окрестностях заброшенной турбазы, неподалеку от бурной реки Аккем, истекающей из ледяного Аккемского озера у подножия величественной Белухи.

Мимо тянулись лиственничные и кедровые леса с вкраплениями берез. Между деревьями виднелись горы – пока еще не самые высокие, до вершин поросшие лесом, но крутые, со шлейфами воздушно-синих теней в долинах. По обочинам рос шиповник, усеянный крупными, еще зелеными ягодами. Изредка попадались алтайцы верхом на лошадях. Солнце светило как-то особенно ярко, словно в этих краях находилось ближе к земле.

– Вы слышали что-нибудь про больших бабочек, пьющих кровь? – спросил Евгений у шофера-алтайца во время одной из остановок – шофер заодно развозил кое-какой груз по местным турбазам, новеньким, недавно построенным.

– А вам что за интерес? – ровно произнес алтаец, глядя на Евгения непроницаемыми темными глазами.

– Мы ученые. Энтомологи. Я думал, вас об этом предупредили.

– Ученые – не ученые. Мне какое дело? А им и подавно. Если они вам и впрямь нужны – вы их увидите.

– Их – вы имеете в виду бабочек?

– А вы сами видели таких бабочек? – вклинился Дмитрич. Гоша и Жанна в разговоре не участвовали, но стояли рядом и внимательно слушали.

– Мне без надобности, у меня и так все ладно, – чувствовалось, что алтайцу не хочется говорить.

– Вы их как-то называете? У них есть местное название? – продолжал Евгений.

– У них нет имени. Мы про них не говорим. Камы знают. – На этом алтаец прекратил диалог и полез в кабину.

Камы – таково название местных шаманов. Алтайский шаманизм бытует только в устной традиции, что передается от старших камов к младшим, и наверняка многие местные сказания, особенно редкие или тайные, по сей день так и остались полностью вне внимания фольклористов. Такие мысли текли под плавно меняющийся пейзаж – высоких деревьев становилось больше, лес густел.

Их высадили на большой поляне перед совсем новой бревенчатой постройкой. С виду и не сказать было, что турбаза заброшена. Все чистое, аккуратное, недавно построенное. За красной кровлей из металлочерепицы в гору поднимался густой кедровый лес.

– Приеду за вами через неделю, как было оговорено, – сказал на прощание шофер-алтаец. – Сотовой связи здесь нет.

– У нас спутниковая, – махнул рукой Дмитрич.

Глядя на горы вокруг, Евгений в очередной раз порадовался, что спонсор экспедиции снабдил всю группу «иридиумами». С полной оторванностью от цивилизации ему было бы здесь не по себе, ведь прежде он выезжал в энтомологические экспедиции лишь на несколько дней в безобидные, прирученные пригородные леса, исхоженные дачниками и грибниками. Еще среди багажа группы были походные антимоскитные сетки и антимоскитные костюмы, отпугивающие средства от насекомых – в общем, предусмотрено было все возможное. На случай, если группа, конечно, вообще найдет бабочек.

Внутри пустующей базы было тоже аккуратно и стерильно чисто. Евгений прошел по комнатам со смутным желанием найти следы человеческого присутствия, но не находил ни мусора в новеньких контейнерах, ни единой складки на постельном белье, ни каких-то оставленных вещей – притом что на кухне была посуда и запас консервов. Простая деревянная мебель, такие же пол и стены. Не оставляло ощущение, что кто-то здесь регулярно бывает и прибирается. Впрочем, сами помещения были еще слишком новыми, чтобы пропитаться духом заброшенности.

На пустующей базе группа отдыхала пару часов перед последним отрезком пути – следовало пройти еще несколько километров по лесной тропе до туристической стоянки, где и были замечены неизвестные науке насекомые. Дмитрич снова рассказывал про свое детство – на сей раз вспоминал школьные туристические походы, Гоша умудрился порезаться консервным ножом, когда открывал банку, а Жанна