Нежная мелодия в сочетании с истерикой Сандры придавала всей сцене какую-то нереальность.

Хуже всего было то, что Давид не отвечал, а молча, опустив голову, сносил оскорбления. Когда бешенство Сандры достигло предела, она вдруг увидела, как Давид сует руку под подушку, вытаскивает оттуда синий бархатный футляр и придвигает его на край постели, на ее сторону, при этом лукаво улыбаясь. Тут же онемев, Сандра воззрилась на коробочку, уже точно зная, что в ней содержится. Она чувствовала себя последней идиоткой, ничего не могла с собой поделать – так и стояла с разинутым от изумления ртом.

– Я как раз пытался сказать тебе, – произнес Давид, – что мы не можем продолжать так жить и что, по моему смиреннейшему мнению, нам нужно пожениться. Потому что я люблю тебя, Джинджер.

Он сказал ей это – впервые открыв свои чувства и назвав ее так – под голос Фреда, который пел Cheek to cheek, «Щека к щеке».

Сандра неожиданно для себя расплакалась. Бросилась в его объятия, потому что хотела прижаться к нему. Рыдая на его груди, принялась раздеваться: не терпелось заняться с ним любовью. Это они и делали до самой зари. Никакими словами не описать того, что она испытала тогда ночью. Чистая радость.

Тогда Сандра и поняла, что с Давидом ей не видать покоя. Что им обоим, чтобы жить, нужен порыв. Именно тогда к ней стал подкрадываться страх: как раз поэтому все может сгореть в один миг.

Так оно и случилось.

Через три года, пять месяцев и сколько-то дней после той неповторимой ночи Сандра стояла на заброшенных лесах недостроенного здания над тем самым местом, где тело Давида – ее Давида – разбилось, упав с высоты. Крови не было, ее смыло дождями. Ей хотелось принести цветок, но не стоило слишком предаваться чувствам. Она приехала, главным образом, чтобы понять.

После падения Давид в агонии лежал на асфальте всю ночь. Наконец велосипедист, случайно проезжавший мимо, заметил его и позвал на помощь. Слишком поздно. Давид умер в больнице.

Когда коллеги из Рима описали ей, как все произошло, Сандра не слишком задавалась вопросами. Например, она не стала задумываться, был ли Давид в сознании все это время. Она бы предпочла узнать, что Давид умер мгновенно, а не в результате множественных переломов и внутренних кровоизлияний. Но прежде всего она старалась отрешиться от самого страшного из вопросов.

Если бы кто-нибудь раньше заметил умирающего Давида, лежащего на земле, можно ли было бы спасти его?

Медленная агония подтверждала версию несчастного случая как доказательство от противного: убийца, конечно же, довершил бы начатое дело.

Сандра углядела справа лестничный марш. Она оставила чемодан и стала подниматься осторожно, поскольку перил не было. На уровне шестого этажа отсутствовали и стены. Лишь пилястры поддерживали междуэтажные перекрытия. Сандра подошла к парапету, с которого соскользнул Давид. Он явился сюда в темноте. Сандра вспомнила телефонный разговор с Шалбером прошлой ночью.

«Согласно рапорту полиции, синьор Леони находился в этом недостроенном здании потому, что оттуда открывался наилучший вид на объект, который он собирался сфотографировать… Вы видели это место?» – «Нет», – рассердилась Сандра. «Ну а я видел». – «И что вы этим хотите сказать?» Но он всего лишь добавил саркастически: «„Кэнон“ вашего мужа разбился при падении. Жаль, мы никогда не увидим той фотографии».

Когда Сандра увидела то, что простиралось перед Давидом той ночью, она поняла всю глубину сарказма агента Интерпола. Огромная асфальтированная площадка, окруженная высотными домами. Зачем бы ему здесь фотографировать? Да еще и в темноте?

Сандра принесла с собой один из пяти снимков, распечатанных с пленки, которую она нашла в «лейке». Ошибки нет: это те самые леса, только в дневное время. Увеличив снимок, Сандра сразу подумала, что Давид пришел сюда, чтобы осмотреть место преступления.

Она огляделась: должна быть какая-то зацепка. Место заброшенное, никому не нужное, по крайней мере с виду.

Тогда зачем же Давид пошел сюда?

Нужно мыслить в других категориях, сместить фокус, как ее учили на курсах криминологии.

Истина в деталях, напомнила она себе.

Именно в деталях она и должна искать ответы. Сандра сконцентрировалась, как всегда это делала на месте преступления, изучая его с помощью фотоаппарата. Она должна прочесть это место. Снизу вверх. От общего к частному. Для сравнения она держала перед глазами снимок, который Давид сделал «лейкой».

Я должна найти все детали, имеющиеся на снимке, сказала она себе. Как в тех шарадах, где нужно найти различия в двух рисунках, на первый взгляд идентичных.

Установив границы, заданные фотографией, она начала с пола, обшаривая его метр за метром. Перевела взгляд на то, что находилось впереди, потом посмотрела на потолок. Она искала какой-нибудь знак, нацарапанный на бетоне. Тщетно.

Переключилась на лес пилястров. Осматривала их один за другим. Некоторые за прошедшие пять месяцев получили незначительные повреждения еще и потому, что их не успели оштукатурить, и следы непогоды запечатлелись на них особенно ясно.

Когда Сандра добралась до крайнего слева, у самого парапета, она заметила, что этот пилястр не совсем такой, как на фотографии. Маленькая, но, возможно, значимая деталь. В то время, когда Давид фотографировал место преступления, у подножия пилястра виднелась горизонтальная щель. Сейчас она была закрыта.

Сандра наклонилась, чтобы рассмотреть получше. В самом деле, отверстие прикрывалось чем-то вроде полосы гипсокартона. Похоже, ее поставили сюда специально, чтобы положить что-то в щель. Сандра отодвинула гипсокартон и оторопела.

В щели лежал диктофон Давида. Тот самый, не обнаруженный Сандрой в сумке, хотя он и значился в списке, который муж составлял, собирая вещи.

Сандра взяла диктофон, сдула с него пыль. Он был плоский, сантиметров десять в длину, с цифровой памятью. Такая модель заменила старые кассетные диктофоны.

Положив диктофон на ладонь, Сандра смотрела на него и чувствовала, как ею овладевает страх. Один только Бог знает, что там внутри. Очень может быть, что Давид спрятал диктофон и заснял тайник. Потом вернулся за ним и упал. Или же он записал что-то именно в этом месте. Может, в тот же вечер, когда погиб. Сандра, кстати, вспомнила, что прибор может работать на расстоянии. Запись включается при малейшем шуме.

Нужно решаться, нечего больше ждать. Но она колебалась, осознавая: эта запись может навсегда лишить ее уверенности в том, что Давид стал жертвой несчастного случая. И она не в силах будет смириться: такова цена. И станет докапываться до правды, рискуя никогда не обнаружить ее.