— Значит, ты не ищешь легкого пути, верно?

— Степень сложности не имеет никакого значения, — твердо ответил Джек.

— Понимаю. Ты хочешь именно ее.

Джек посидел молча, скрипнул зубами и ответил:

— И никого другого.

— Мне это только кажется, Фултон, или ты в самом деле испытываешь сильные чувства к этой женщине?

Джек хранил невозмутимое выражение лица.

— Единственное, к чему я действительно испытываю сильные чувства, — это моя собственная жизнь. А леди Ребекка Фиск будет именно той, кто спасет ее.

— A-а… — протянул Стрэтфорд, подпирая подбородок пальцами, и откинулся на спинку кресла. — Ну и как же ты собираешься добиться ее?

— Добиться? — Слово сорвалось с губ Джека словно какой-то чуждый, непонятный звук. — О чем ты, черт побери, говоришь?

Стрэтфорд приподнял светлую бровь:

— Не говори мне, что ты никогда не добивался женщин.

— Я укладывал их в постель.

— Ты понимаешь, что я не об этом.

Он постарался припомнить. Прежде мысль об ухаживании за дамой была ему совершенно чужда. Хотя они с Анной были друзьями, а потом — любовниками, однако он никогда не добивался ее. После ее смерти ему доводилось спать с другими, но там все было очень просто: прошептал предложение, услышал кокетливое согласие. Ни разу не приходилось прилагать таких усилий, как с леди Ребеккой.

Он поглядел на Стрэтфорда:

— Похоже, я никогда не ухаживал, не добивался и не уговаривал женщину. Во всяком случае, дольше одного вечера.

— Ну, ты меня ничуть не удивил, — усмехнулся Стрэтфорд и покачал головой.

Бекки была намного более сложным существом, чем казалось поначалу, а из этого следовало, что и победа над нею будет намного сложнее. С первой попытки замысел Джека склонить ее к браку не сработал, но план был не так уж плохо задуман. Могло, однако, случиться худшее: если она когда-нибудь узнает, что именно он отправил ее брату то самое роковое письмо, все будет кончено.

— Ну хорошо. Говори, что мне делать. — Джек подался вперед, готовый выслушать инструкции. — Только, пожалуйста, заметь, что у меня нет времени на все общепринятые куртуазности. Надо все ускорить, причем существенно ускорить.

Сомкнув кончики пальцев под подбородком, Стрэтфорд ответил:

— Значит, ты должен буквально бомбардировать ее. Так сказать, применить усиленное ухаживание.

— Говори как.

— Для начала прикинься, будто внимательно слушаешь всю ее пустую болтовню.

— Леди Ребекка не болтает попусту.

С сомнением поглядев на приятеля, Стрэтфорд опустил руки и снова взял кофейную чашку.

— Все леди болтают, — терпеливо сказал он. — Кроме немых, а мне прекрасно известно, что она не немая. Я слышал, как она высказывается.

— Она высказывается, — заметил Джек. — Она говорит. Но она не болтает.

Стрэтфорд досадливо передернул плечами:

— Очень хорошо, будь по-твоему. Что бы она ни говорила, прикинься, что слушаешь. Внимаешь всем сердцем.

Джек вспомнил их разговоры, как он жадно глотал каждое ее слово, словно прожорливый волк, и пожал плечами:

— Это легко.

— Ты должен делать ей комплименты. Непрерывно. Услаждать речами о ее льняных волосах, шелковистой коже, роскошных формах…

— О льняных волосах?

— О, ну конечно, надо, чтобы звучало правдоподобно. Шелковистые черные локоны? Или что там у нее, я уже не помню. — Граф небрежно махнул рукой. — И обязательно говори ей, что она тебе безумно дорога. — Он прервался и подмигнул. — А что, это же правда, а? Ее сорок тысяч для тебя действительно дороги?

Внезапно Джеку ужасно захотелось, чтобы Стрэтфорд не знал правды. Он тупо смотрел на друга, ничего не отвечая. Тот усмехнулся.

— Я был прав, — вздохнул он с облегчением.

Джек не клюнул на наживку. Внезапно посерьезнев, Стрэтфорд посмотрел ему прямо в глаза:

— Тебе не стоит волноваться, Фултон. Правда о тебе и леди Ребекке умрет вместе со мной.

— Знаю.

Джек действительно доверял другу. Несмотря на все поддразнивания и проверки, Джек знал, что Стрэтфорд его понимает.

Граф нарушил напряженное молчание и продолжил инструктировать друга:

— А еще, например, можешь спросить: «Что мне свет, если не видно леди Ребекки? Что мне радость, если ее нет рядом?» Можно также сравнить ее с летним днем.

Или с зимним, подумал Джек и бросил на Стрэтфорда косой взгляд.

— Может, лучше прямо цитировать Шекспира?

— О да, и Байрона, и Шекспира, и Мильтона — всех. А еще лучше сочини стихи сам. Посылай ей цветы, украшения, дорогие подарки.

Джек вздохнул:

— Господи, как это скучно все! — При этом он подумал, что сестра герцога, без сомнения, привыкла к дорогим вещам, а у него и денег-то нет.

— Ты прав, это довольно утомительно, — улыбнулся Стрэтфорд: — Но уверяю тебя, весьма эффективно.

Джек молча глядел на друга, и в голове его созревал новый план. Возможно, все это очень хорошо для большинства женщин. Но Бекки не большинство, она особая.

На другой день Джек мерил шагами парадный холл Деворе-Хауса, нетерпеливо похлопывал себя по бедру букетиком хризантем и маргариток. Да что же она так долго?

«Нервничаю, — признавался он сам себе. — А вдруг она не любит цветы?»

Вдруг ей совсем не понравится этот маленький знак внимания, над которым он так мучился, подбирая стебелек к стебельку?

Он уставился на двери, ведущие в гостиную, и на минуту остановился, размышляя, не стоит ли вторгнуться без приглашения.

Но нет. Ведь он пришел, чтобы официально получить разрешение Бекки ухаживать за ней, а вовсе не затем, чтобы обрести репутацию дикаря. Он слегка улыбнулся, вспоминая тех дикарей, которых встретил на Сандвичевых островах. Никогда ему не доводилось видеть более дружелюбных и открытых людей. Британцы со всеми их правилами хорошего тона и благородными манерами должны были бы взять урок-другой у тамошних жителей.

Наконец он услышал шелест платья, вытянулся в струнку, сжав букет в кулаке, и резко обернулся. Это была не Бекки.

Он вздохнул и медленно снял шляпу:

— Леди Деворе, добрый день.

Она качнула головой, быстро переведя взгляд с букета, который он по-прежнему крепко сжимал в руке, на его лицо.

— Здравствуйте, мистер Фултон.

— Я пришел, чтобы увидеть Бекки.

Ее тонкие темные брови удивленно выгнулись.