«Кто может мне сказать, где именно находится моя душа?» — подумал он.

В памяти всплыли строки 138-го псалма: «Славлю Тебя, потому что я дивно устроен».

«Интересно, предали ли мы Господа, создав нечто не менее дивное?» — подумал Флэттери.

— Отец наш небесный! — прошептал он.

«Но ведь и я сейчас на небесах, — мелькнула мысль. — И какому духовному риску я тут подвергаюсь!»

До его слуха донеслись голоса переговаривающихся за работой Бикеля и Пруденс. Эти звуки будто подтолкнули поток его мыслей.

Снова ощутил всплеск, исходящий от вечного поединка между Знанием и Верой, ареной которого оказалось избрано его тело. Флэттери почувствовал, как его захлестывает волна эмоций, которые, по идее, должна была гасить его Вера.

«Я легко мог бы покончить со всей этой чепухой, — думал он. — Но все мы в одной связке, и насилие лишь погубит нас всех. Религия и психиатрия не что иное, как две ветви одного и того же древа: искусства исцеления». Он ясно помнил эти слова. Так говорил их преподаватель по практической религии. Это было на втором курсе. «Религия и психиатрия — побеги одного и того же ствола… Однако сначала нужно самому исцелиться», — подумал он.

Флэттери отвернулся от нависающего над ним пульта, закрыл глаза и крепко ухватился за стойку.

— Отче наш, — прошептал он. — Иже еси на…

Но эти слова вдруг как-то утратили свою силу…

«Яко на небесах, так и на земле…» — подумал он.

Но ни того, ни другого для него никогда не существовало — впрочем, как и для других выходцев из аксолотлевых танков и стерильных яслей Лунной базы. Для всех них оставалась лишь надпись:

НЕ ОТКРЫВАТЬ ЛЮК, НЕ ПРОВЕРИВ ДАВЛЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ОТСЕКЕ.

Каждое утро по пути на занятия — целых одиннадцать лет — он проходил через люк, над которым красовалось это предупреждение.

ВЫХОД НАРУЖУ БЕЗ КОСМИЧЕСКОГО СКАФАНДРА СТРОГО ВОСПРЕЩЕН.

Вездесущая надпись устанавливала границы их строго ограниченного мира. И до сих пор он чувствовал ее власть над собой.

Скафандр был еще одним фактором, регулирующим спектр их поведения. Он ограничивал возможности общения с другими людьми, низводил голос до механического хрипа динамиков, превращал собеседников в механические куклы, пляшущие на экране осциллографа.

Вездесущим врагом считался внешний мир — полное отсутствие чего-либо, способного поддерживать жизнь, пустота, называемая пространством. Оно было злом, и они боялись его — всегда. Конечно, всегда можно мечтать о покорении пространства, но на самом деле они всегда мечтали об очищенном воздухе и родной каюте, в которой можно снять с себя опостылевший скафандр. Именно это всегда являлось сокровенной мечтой. Пусть даже она и исходила от самого дьявола.

Единственным, на что можно было твердо полагаться в присутствии врага, — закрепленная на стойке пластиковая бутылочка с водой. Жирные волосы могли испачкать забрало шлема. Волосы следовало стричь коротко и как можно чаще мыть шампунем.

— Вся вселенная является воплощением химии и механики, материи и энергии, — прошептал он.

Но только Бог был способен управляться с материей и энергией.

«Да, мы не боги, — подумал Флэттери. — Мы совершаем святотатство, пытаясь построить машину, которая способна думать сама о себе. Вот почему мне было поручено следить за происходящим в этом полете. Мы богохульствуем, пытаясь наделить машину душой. В принципе сейчас я должен бы был отправиться в мастерскую и разнести дьявольское создание на куски!»

— Радж! — донесся голос Бикеля из интеркома.

Флэттери бросил взгляд на экран. Во рту у него неожиданно пересохло.

— Я заметил независимую активность фотосенсорных цепей компьютера, — проговорил Бикель. — Прю, проверь расход энергии.

— В норме, — ответила она. — Замыкания нет.

— Но ведь… это не разум, — пробормотал Флэттери. Язык его едва шевелился.

— Согласен, — ответил Бикель. — Но что же тогда это такое? Компьютер сам программирует себя во всех…

Последовало недолгое молчание.

— Проклятье!

— Что случилось? — спросила Прю.

— Он отключился, — ответил Бикель.

— И что же… так на него подействовало? — удивился Флэттери.

— Я подключил блок замедления в симулятор одинарного нерва и пропустил через схему тестовую программу. По-видимому, программа вызвала информационный резонанс, воздействовавший на «Быка» и одновременно на компьютер через каналы монитора. Именно тогда я получил реакцию самопрограммирования.

Пруденс пальцем провела по толстому проводу, подключенному ко входу «Быка».

— Монитор подключен только к памяти компьютера, — сказала она. — А вот здесь установлен буфер.

Бикель дернул за указанный ей провод.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Отключаю его, — ответил он. — Хочу провести проверку независимо от памяти и, прежде чем продолжать, проанализировать результаты.

Молчание.

Флэттери с ужасом уставился на экран.

«Если я сейчас уничтожу все это, убью я кого-нибудь или нет?» — подумал он.

Сработали датчики, и на пульте начали перемигиваться сигнальные огоньки. Их свет — желтый, зеленый, красный — отражался на вогнутой переборке.

Свет сигнальных огней расцвечивал схему, которую просматривал Тимберлейк и сравнивал с выводящимися на экран данными.

На экране над его головой виднелись Пруденс, которой предстояло отстоять еще половину вахты на Центральном Пульте, и Флэттери, отдыхающий на своей койке.

«Странно, почему он не уходит в каюту?» — подумал Тимберлейк.

Из мешанины аппаратуры и проводов появился Бикель, освещаемый зеленым светом сигнальных огней.

— Мы что-то упустили, — буркнул он.

Тимберлейк с удивлением отметил нотки страха в голосе Бикеля и то, как он, подобно загнанному в угол животному, затравленно озирается.

— Если эта штука начнет действовать самостоятельно, то управлять ею нам не удастся, — продолжал Бикель. — Радж совершенно прав.

— Да просто Радж помешан на всякой чепухе насчет големов и разных чудовищ! — фыркнул Тимберлейк.

— Нет, — ответил Бикель. — У этого создания особенная память. И она лишь отдаленно напоминает нашу, человеческую. Но понимаешь. Тим, именно память — нервные цепи, составляющие Психопространство — лежат в основе того, что мы называем поведением. Что будет делать эта штука, когда мы включим ее… если мы не снабдим ее опытом, благодаря которому сумела выжить человеческая раса?

— Просто ты не знаешь, что такое расовые различия, и именно в этом твое несчастье.