«Муромец» пересек Днепр на уровне взлетного поля, прошел над Оршей и медленно развернулся на юг. Самолет с трудом набирал высоту: в жару двигатели не давали необходимой мощности. Едва набрали 70 м, началась болтанка. Машина проваливалась почти до земли. Сикорский приказал выбросить за борт канистры и запасные части. Двигатели работали на полных оборотах, а высота набиралась по сантиметрам. Сикорский отчаянно работал штурвалом и педалями.

Беда не приходит одна. От бешеной болтанки и тряски в десяти сантиметрах от карбюратора лопнул бензопровод, топливо стало хлестать наружу. Бензин выливался на раскаленные патрубки работающего на полных оборотах двигателя. Сикорский сразу выключил двигатель, но огненный трехметровый факел уже лизал крыло и деревянную стойку. Панасюк схватил огнетушитель и бросился к двигателю, за ним Лавров. Панасюк попытался заткнуть пальцем бензопровод, но только облился бензином сам, и огнетушитель пришлось использовать, чтобы сбить с механика пламя. Лаврову удалось дотянуться до кранов наверху у бензобака и перекрыть топливо. Потом своими куртками они погасили огонь.

Машина теряла скорость, винт выключенного двигателя работал в режиме ветряка и создавал большое сопротивление. Пилот перевел самолет на снижение. Конечно, будь высоты побольше, да будь попрохладнее, можно было бы побороться за живучесть машины в воздухе, отремонтировать бензопровод. А тут три часа дня, температура наружного воздуха 28 градусов, страшная болтанка, мешающая ремонту и пилотированию на малой высоте. Надо идти на вынужденную. Сикорский рассмотрел внизу поле ржи. Посадка удалась. Все сошли на землю и обследовали место пожара — почерневшие стойки, обгоревшее крыло и тут же поздравили друг друга: отделались легким испугом. Конечно, сыграли большую роль грамотные и самоотверженные действия экипажа, но все-таки самое главное было в другом — в конструктивной особенности машины, которая обеспечивала доступ к двигателям в полете. Не будь этого, не хватило бы времени для маневра и посадки, в считаные секунды самолет превратился бы в факел.

На ремонт ушло менее часа, но стартовать было уже поздно. Светлого времени, чтобы долететь до Киева, не хватало. С помощью сбежавшихся местных жителей откатили самолет в конец поля и установили в направлении взлета. На ночлег разместились в кабине.

Ночью начался дождь, но авиаторы решили отлет не откладывать. Около четырех часов запустили двигатели, заняли свои места. Низкие тучи закрыли все небо. Вновь взлетать пришлось под уклон и по ветру. Сикорский благополучно оторвал машину от земли. Самолет медленно, но уверенно набирал высоту. Над Шкловом он шел уже на высоте 450 м. Это была нижняя кромка облачности. Вскоре «Муромец» окутала плотная серая мгла. Утренний воздух был спокоен, и первый час полета не доставил особых хлопот.

Постепенно погода стала ухудшаться. Воздух становился неспокойным. В слепом полете Сикорский с трудом управлял тяжелым кораблем. Лавров подсказывал курс. Самолет с трудом набирал высоту. Болтанка выматывала. Дождь превратился в ливень. Механик беспокоился за моторы: вода могла залить магнето.

Уже более двух часов шли почти вслепую. Сикорский начал уставать, слабело внимание. При одном из порывов самолет резко накренился влево и почти сразу клюнул носом. Пилот бросил взгляд на приборы — высота 900 м сразу стала уменьшаться, стрелка компаса закрутилась. Еще не успели понять, в чем дело, как стрелка уже отсчитала два оборота, а высотомер показывал потерю 300 м. Сикорский пытался работать штурвалом — самолет не слушался ни элеронов, ни руля высоты. Последняя попытка — все рули в нейтральное положение. Вращение постепенно замедлилось, а потом и прекратилось. Пилот плавно вывел машину в горизонт. Потеря высоты составила 370 м. Больше так рисковать в полете вне видимости земли и горизонта было нельзя. После короткого совещания с Лавровым решили снижаться. Это был тоже риск. Никто не мог знать высоту нижней кромки облаков, где они находятся, какова реальная высота.

Сикорский осторожно повел машину на снижение. Когда высотомер показывал 200 м, за сеткой дождя показался луг и кусочек леса. Лавров попытался определиться и предложил держать курс на юго-запад. Хотя дождь был еще сильным, на этой высоте не так болтало, земля была видна и пилотировать тяжелую машину стало намного легче. Вскоре впереди показался Днепр. Снова курс на юг. Вот уже расчетная точка половины пути между Оршей и Киевом. Авиаторы старались идти под самой кромкой дождевых облаков, не теряя земли из виду.

В полете находились уже более трех часов. Машина заметно полегчала. Решили попытаться уйти от дождя наверх. Вот уже в серой мгле скрылась земля. Постепенно набрали 1000 м. Плотные облака, никаких просветов. На высоте 1100 м стало светлеть, вдруг брызнуло солнце, самолет шел над облаками. Болтанка совершенно прекратилась. После стольких часов напряженного труда можно было смениться. В пилотское кресло сел Пруссис, Лавров в салоне неспешно работал с картами, расстеленными на столике. Теперь корабль можно было вести только по счислению.

Два часа полета над облаками прошли легко и незаметно. Наконец Лавров объявил, что прямо по курсу в восьми километрах Киев. Сикорский взял управление кораблем на себя. Плавно перевел самолет на снижение и снова вошел в облака. Дождя не было, болтанки тоже. За бортом плотная мгла. Высота по приборам уменьшалась: 500 м…400 м. Шевельнулось беспокойство, но через пару минут самолет вынырнул из облаков. Прямо перед ними раскинулась панорама Киева, впереди — купола Киево-Печерской лавры, слева — цепной мост через Днепр.

Сикорский быстро развернулся и взял курс на Куреневский аэродром, где он всего несколько лет назад начинал свои полеты. По пути, конечно, не преминул пройти над отчим домом и покачать крыльями. В это хмурое утро только несколько членов Киевского общества воздухоплавания и К. К. Эргант были на аэродроме. После общих приветствий и поздравлений кто-то сказал, что в Сараеве убит австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд.

Вечером экипаж чествовали в Киевском обществе воздухоплавания. И. И. Сикорскому вручили Большую Золотую медаль с надписью «Славному витязю русского воздушного океана Игорю Сикорскому».

Несколько дней подряд толпы народа осаждали аэродром и осматривали чудо-корабль. Сикорский сделал десять показательных полетов — провез официальных лиц, друзей и родных. Все были в восторге от необычной машины. Отец Сикорского был нездоров, но его все-таки привезли на аэродром в закрытой карете, и он смог посмотреть на детище своего сына, в звезду которого он так верил.

В честь перелета отцы города устроили торжественный прием. Он состоялся в особняке Русского купеческого собрания, расположенном в одном из красивейших уголков Киева. На приеме было много гостей. Среди них штабс-капитан Нестеров, первым в мире выполнивший «мертвую петлю». Это был последний идиллический вечер, когда друзья и единомышленники собрались вместе. Через короткое время бури грандиозных событий разметают их по стране. Вскоре героически погибнет П. Н. Нестеров, вместе с крейсером «Паллада» уйдет на дно Сергей Сикорский, много друзей Игоря Ивановича покинут этот прекрасный мир.

29 июня «Илья Муромец» вылетел в обратный путь. Идти в Одессу уже смысла не было. Теперь курс на север. На этот раз в экипаже только три человека. Накануне вылета Пруссис уехал поездом. Его срочно вызвали в часть. После труднейшего перелета Сикорский теперь уже был уверен, что даже в сложных условиях в полете можно будет управиться и втроем.