Он был совершенно прав, но какое он имел право так заявлять ей! Сэлли неодобрительно посмотрела на него.

— Ты льстишь себе! — резко заявила она ему. — Я думаю, далеко не все женщины находят тебя неотразимым.

— Ты полагаешь, что я в этом уверен?

— Разве ты отрицаешь это?

Она старалась вызвать его на спор, и в ее голосе звучало раздражение. Но это раздражение было направлено не столько на него, сколько на себя. Почему она продолжает вести этот опасный для нее спор? Почему она не перестанет разговаривать с ним на эту тему?

Но она не могла остановиться. Вместо этого она добавила:

— Ты всегда верил в свой необыкновенный шарм и считал, что ни одна женщина не устоит перед тобой!

— Ты хочешь сказать, что ни одна женщина, кроме тебя?! Ты всегда пыталась противостоять мне.

— Противостоять тебе? Не думаю! Я никогда не пыталась этого делать. Сопротивление, по-моему, оказывают тогда, когда хотят устоять перед соблазном.

Улыбка удовольствия тронула губы Сэлли, ибо ей на ум пришел следующий, довольно удачный, с ее точки зрения, аргумент своей защиты:

— Мне очень жаль, если я как-то задеваю твое «эго», но если даже все женщины мира легко могут подпасть под твое обаяние, то я никогда не испытывала подобного чувства!

Джош выслушал ее и расхохотался. Видимо, она никак не задела его «эго» своим заявлением.

— Отлично сказано, — заявил он, хитро глядя на нее, — и совершенно в духе Сэлли.

Сэлли нахмурилась, пытаясь сообразить, что он имеет в виду.

— Я всю жизнь восхищался твоей независимостью. Ты всегда самостоятельно выбираешь свой путь и мыслишь тоже самостоятельно, что дано немногим. Это все говорит в твою пользу.

К своему ужасу, Сэлли покраснела. Она постаралась объяснить себе эту реакцию его неожиданной похвалой. Джош никогда не хвалил ее. Она привыкла выслушивать от него уничижительные или, в лучшем случае, неодобрительные характеристики. Но хотя вспыхнувшие щеки и выдали ее, она промолчала. Она просто продолжала смотреть на него, всем своим видом стараясь показать, что это ее не волнует.

Она не станет радоваться фальшивым комплиментам. А комплимент был действительно фальшивым. Она знала это слишком хорошо. Джош не мог позитивно оценить хотя бы что-то в Сэлли.

Он неожиданно посмотрел на часы.

— Я предлагаю расстаться на этой оптимистической ноте и разойтись, дабы переодеться к ужину, — сказал он, засунув руки в карманы брюк. Он посмотрел на нее, и одна его бровь поползла вверх. — Думаю, нам лучше поужинать пораньше, часов в семь. Ты будешь готова через час?

Что он еще задумал? Ужин на двоих в каком-нибудь модном ресторане Лондона? Ей это не нужно.

— Я бы лучше перекусила здесь.

— Я уже отпустил на сегодня Роберта.

— Я могу сама что-нибудь приготовить. Мне не нужно ничего необычного. Омлет вполне сойдет!

— Нет, никакого омлета. Прошло так много времени с ланча. — Он собрался уходить. — Постарайся быть готова к половине седьмого.

— Мне бы не хотелось никуда идти. Ты можешь пойти один. — Она уставилась ему в затылок. — Не считай, что ты должен развлекать меня. Я могу поужинать одна.

— Твой независимый характер опять дает себя знать. — Джош сочувственно улыбнулся, ласково глядя на нее темными глазами. Потом твердым, не терпящим возражений тоном, глядя Сэлли прямо в лицо, он сказал:

— Ты — мой гость и пойдешь вместе со мной. Прошу тебя, будь готова через час!

Сэлли не возражала, хотя могла быть готова уже через полчаса. Он что, ожидал, что она появится перед ним в вечернем туалете от Гуччи, благоухая дорогими духами и будто только что от парикмахера, как появлялись все его подружки? Сэлли думала об этом, энергично расчесывая волосы. Он что, забыл, что она взяла с собой самые скромные наряды? Она с неудовольствием уставилась на свое отражение в зеркале. Почему он заставляет ее выдерживать все это? Ему, наверное, так же неприятно идти вместе с ней на ужин, как и самой Сэлли. Она подумала, что он настаивает на этом только потому, что она сопротивляется. Джош не выносит, когда ему сопротивляются.

Сэлли ждала его в гостиной. Вскоре там появился и Джош. Сэлли с удовольствием отметила, что на нем был обычный пиджак и брюки и небрежно расстегнутая на шее рубашка, и внутренне поблагодарила его за проявленный такт.

— Ты готова? Тогда пошли!

Он смотрел на нее, стоя в дверях.

— Может, ты хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет!

Сэлли решительно встала. Чем раньше они начнут, тем скорее закончится этот вечер. У нее не было никакого желания развлекаться.

— Хорошо, мы выпьем аперитив на месте.

Они прошли через холл, спустились на лифте вниз и по каменным ступеням вышли на улицу.

«Феррари» стоял недалеко, но…

— Мы пойдем пешком, — сказал ей Джош. — Мне хочется выпить несколько бокалов вина и вернуться домой пешком.

Он сделал паузу.

— Но, может, ты хочешь сама вести машину?

Ничего себе предложение! Сэлли взглянула на зловещую красную машину, стоявшую у края тротуара. Одна мысль, что ей придется вести это чудовище в жутком транспортном потоке Лондона, наводила на нее панический страх.

Она улыбнулась Джошу.

— Благодарю, нет! — Она отказалась, зная, что его предложение было всего лишь шуткой. — Мне тоже хочется выпить пару бокалов вина!

В результате каждый из них выпил по несколько бокалов вина. Джош выбрал легкое красное вино. Оно идеально подходило к мясу и вкусным фирменным лепешкам. Он привел ее в маленький веселый итальянский ресторанчик, находящийся всего в пятнадцати минутах ходьбы от его дома. Сэлли очень понравилось это спокойное приятное место. Она была довольна, что не стала настаивать на том, чтобы остаться дома и съесть омлет на кухне.

И оказалось, что все-таки ей была очень приятна компания Джоша. По крайней мере, в первую половину вечера.

Он начал с того, что напомнил ей об их договоренности:

— Мы заключили перемирие, ты помнишь об этом? Если ты не будешь придираться ко мне, то и я не буду этого делать.

Господи, разве она позволила себе какой-нибудь выпад, что-нибудь такое, что шло вразрез с их перемирием. Напротив, когда он разливал вино, она подумала, что в его обществе замечательно, легко и приятно, и почувствовала себя абсолютно непринужденно. Так же непринужденно, как было тогда, когда они целовались. Воспоминание о поцелуях не исчезало из ее памяти. Она с горечью отдавала себе отчет, что поцелуи были ошибкой, а перемирие просто иллюзией. Между ними ничего не изменилось. Они все еще оставались непримиримыми врагами.

Но тем не менее она выразила свое согласие и улыбнулась в ответ: