Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да есть у меня твое разрешение, Филипп, да очнись ты!
– ЧТО??? У тебя есть мое разрешение на использование фотографий моей дочери для демонстрации твоего тряпья? Нет у тебя ничего! Бессовестный!
Но Себастьяно утверждал, что разрешение у него есть и он не бессовестный.
И постепенно до папы начало доходить, что у Себастьяно есть разрешение. Но не от меня. И не от папы. А тогда угадайте с трех раз, от кого???
– Да, – сказала бабушка, поднимаясь со своего места с видом оскорбленной невинности, – я дала разрешение, Филипп. Потому что Амелия, как ты сам прекрасно знаешь, страдает от собственной замкнутости, и ей необходимо раскрыться.
Папа сначала потерял дар речи и только хватал ртом воздух. А потом как началось…
– А… а… И чтобы «раскрыть» Амелию, ты за ее спиной выдаешь этому идиоту разрешение на фотографирование для рекламы женской одежды?
Бабушка не нашлась что ответить. Она стояла и неопределенно хмыкала.
Было ясно, что даже если у бабушки есть серьезный повод для такого поведения, папа не собирается его выслушивать, а уж я-то и подавно. Он подлетел ко мне, схватил меня за руку и потащил вон из бабушкиного номера. Я бегом за ним.
Я думала, сейчас будет душещипательная сцена, прямо как в телевизионных сериалах: папа расскажет мне, что бабушка – старая больная женщина, и что он как можно скорее выберет местечко подальше и поспокойнее и отправит ее отдохнуть, но…
– Быстро домой, – только и сказал он вместо всего этого.
Потом передал меня Ларсу, предварительно грохнув дверью бабушкиного пентхауса ТАК СИЛЬНО, что отель, наверное, покачнулся. И после этого как вихрь умчался в свои апартаменты.
Да-а-а…
Отличный сюжет для ток-шоу, а?
Например, для шоу Рикки Лейк очень даже подойдет.
Рикки: Кларисса, скажите, почему вы позволили Себастьяно поместить фотографии своей внучки в то злосчастное воскресное приложение к «Таймс»?
Бабушка: Вам, мисс Лейк, следует называть ее Ее Королевское Высочество. Я сделала это, чтобы повысить у Амелии самооценку.
Теперь я точно знаю, что, когда заявлюсь в понедельник в школу, народ сразу все мне выскажет. Все будут толкать друг друга локтями и говорить: «Смотрите, вот идет Миа, большая ДУРА, вегетарианка и активистка, защитница прав животных, скромница наша. Но для снимков в газете, оказывается, принципами можно и поступиться!»
Будто у меня и раньше не было неприятностей в школе. Теперь, правда, все намного хуже. Теперь от меня отвернутся даже близкие друзья.
Сижу дома и пытаюсь делать вид, что ничего не произошло. Что довольно трудно, учитывая следующее: когда я вернулась домой, мама как раз закончила пририсовывать к каждому моему портрету рожки, а потом завернула что-то в эту газету и запихала сверток в морозилку.
Маме, конечно, весело. Ее-то совсем не беспокоит то, что несколько ближайших недель мне нигде нельзя будет показаться, потому что в этом городе, а может, и во всем штате, на каждом столбе расклеены эти приложения с изображением моей персоны. Ой, что в школе будет… Это вам не интервью с Беверли Белльрив, это позор еще покруче…
Хотя во всей этой кошмарной истории можно все-таки найти кое-что хорошее: теперь я точно знаю, что больше всего мне к лицу белое шелковое платье с синим кантом. Папа сказал, что он ни за что не позволит мне надеть это платье, что, впрочем, касается любого произведения от Себастьяно. Но в Дженовии нет другого дизайнера такого уровня, и никто там больше не сможет сшить мне что-нибудь подобное, не говоря уже о том, чтобы успеть в срок.
Так что завтра с утра мне в мансарду доставят платье от Себастьяно. И все-таки жизнь не так уж плоха, как может показаться с первого взгляда.
Так мне думается.
Ну вот, началось. Пришло семнадцать посланий, прозвучало шесть телефонных звонков и пришел один гость (Лилли) – и все в связи с демонстрацией моделей. Лилли говорит, что все не так плохо, как мне кажется, и многие люди выбрасывают приложения, даже не заглядывая в них.
Ну да, говорю, поэтому все эти люди пишут и звонят мне, не переставая.
Лилли тут же предположила, что они интересуются результатами митинга против приватизации нашей школы, но это бред, конечно. Они хотят знать, о чем я думала, когда сотворила то, что сотворила.
Ну, как мне теперь объяснить всем окружающим, что я тут совершенно ни при чем, что я не позировала, а фотографа едва замечала, думая, что снимки предназначены только для меня? Никто мне не поверит, все будут утверждать, что я вру. Или просто будут так думать, что тоже весьма неприятно. И вообще – как это все-таки противно! И ведь не доказать никак, что я ни при чем! Доказательство как раз вот оно: стою я во всей своей красе и позирую.
Моя репутация окончательно подорвана, чем бы я сейчас себя ни успокаивала. Завтра утром миллионы подписчиков «Нью-Йорк таймс» развернут свои газеты и – ага:
«О, смотрите, принцесса Миа. Уже продалась. Интересно, сколько заработала? А говорят, королевским особам деньги не нужны».
Ой-ой-ой-ой-ой…
Наконец я попросила Лилли уйти домой, потому что у меня невыносимо разболелась голова. Она попыталась сделать мне какой-то массаж, которым ее родители иногда облегчают страдания своих пациентов, но мне это не помогло. Наоборот, массируя мне место между большим и указательным пальцами руки, она нажала на какую-то болевую точку, да так, что у меня слезы из глаз брызнули.
После этого Лилли наконец ушла.
И теперь я решила разгрести свои дела с учебой, да и в голове порядок навести… Несмотря на то что сейчас субботний вечер и все мои сверстники развлекаются кто где.
А я – как всегда. Принцессы, между прочим, не могут развлекаться, как все, – им не положено.
СПИСОК ВСЕХ ДЕЛ:
Алгебра: повторить главы с 1-й по 10.
Английский: полугодовое сочинение на 10 листах: использовать соответствующие словари; повторить главы 1–7.
Мировая цивилизация: повторить главы 1—12.
ТО: ничего.
Французский: revue Chapitres Un – Neuf.
Биология: повторить главы 1—12.
Написать инструкции по уходу за Толстым Луи.
Подарки на Рождество:
Мама – книга «Мать и дитя».
Папа – книга по управлению своим гневом.
Мистер Дж. – швейцарский армейский нож.
Лилли – блок кассет для ее видеокамеры.
Тина Хаким Баба – какой-нибудь свежий любовный роман.