за день нагрело лес. Оно уже ушло, поблескивая за нашими спинами ярким полукругом, а в деревьях все еще бродил горячий солнечный сок, от этого при каждом ветерке на нас налетал такой сытный, тягучий смолистый запах сосны, что, казалось, не обоняешь эту смесь хвои и солнца, а куда-то проникает она в душу и поет там, как музыка за стеной…

Но природой, как женщиной, можно любоваться только тогда, когда около не стоит кто-нибудь назойливый и глупый и восхищается тем же самым вслух… А Покин наслаждался природой явно в ущерб моим нервам.

— Нет, ты видишь, — схватывал он меня поминутно за рукав, — ты мне скажи… Нет, ты видишь: сосны?..

— Вижу, — просыпаясь от лесного сна, нехотя бросил я, — чего же тут странного, что в сосновом лесу сосны… Пальму увидишь — иное дело…

— Ты свинья, — возмущенно сказал он, — у тебя ничего за душой нет… эстетического… Ну, вот, смотри сюда, смотри… Ведь это же замок, средневековый замок — эти сосны…

— А ты видел замок средневековый? — спросил я.

— Ну, не видел, а что?

— Чего же ты к соснам лезешь с замком?

— Эх, ты, — презрительно вздохнул он. — Для тебя ни настроения, ни иллюзии, ничего нет…

Покин сердито отвернулся, и мы пошли быстрее. Под ногами сухо потрескивала желтоватая мертвая хвоя, идти было можно, но ноги расходились в разные стороны. Пройти около двадцати верст не так легко, особенно если за плечами болтаются ружья, а меня к тому же еще бил по ногам привязанный к поясу какой-то облезлый сероватый заяц с окровавленной мордочкой.

— Поспать бы, — зевая, предложил Покин, заискивающе посматривая на меня.

— Спи! — холодно предложил я.

— Я стоя не могу. Не приучен, — кинул обиженно Покин.

— Не я виноват… Я тебя не воспитывал… Пройдем еще верст пять — там и дома…

— Ну… дома! — разочарованно протянул Покин. — У тебя все одно — дома. Прийти, нажраться котлет, улечься, схватить роман и заснуть…

— Ну, ты посидишь, ружья чистить будешь, потом еще чего-нибудь выдумаешь, а я спать буду…

— Не то, не то, — уныло прибавил Покин. — неужели тебя не тянет наткнуться на какую-нибудь лесную избушку со стариком лесником, который знает тайны леса, который при свете умирающего огонька умеет рассказывать сотни лесных сказок?.. Неужели…

— Чего же натыкаться-то, — вяло возразил я, — повернем налево, тут избушка есть, и лесник, и дочка у него… Чертей только нет, так к осени выписать можно…

— Зайдем, — умоляюще вскинул на меня глаза По-кин, — ну, что тебе стоит?.. Я никогда еще не переживал этого… понимаешь… этих легенд, этих сказок…

— Ну, зайдем… Нелепо только это… Пять верст от дома, а тут у лесника на сене дрыхнуть… Пойдем, пожалуй, мне все равно…

II

Уже темнело, когда мы подошли к избушке лесника. Он сам вышел навстречу, а из двери выглянуло красивое, смуглое девичье лицо. Покин даже остановился от какого-то внезапно охватившего его восторга.

— Нет, ты смотри… Смотри. — судорожно схватил он меня за ремешок от ягдташа, — лицо-то, лицо… Ведь это же сказка… А девушка… Такие вот потом бывают русалками… Как жаль, что со мной нет красок!..

— Да ведь ты не рисуешь…

— Ну, знаешь… такая минута, кто за себя отвечает…

Действительно, у старика была чисто декоративная наружность.

Совсем серебряные волосы, длинная, седая борода и неопоясанная рубаха; в руках длинноствольное ружье.

— Охотнички? — неопределенно-вежливо спросил старик.

Я еще не успел ответить, как Покин робко откашлялся и задушевным голосом, стараясь придать ему больше лиризма, сказал:

— Мы заблудились, дедушка… Надеюсь, что ты не откажешь нам в куске хлеба, а твоя красавица-дочка напоит наших…

Покин беспомощно оглянулся — лошадей с нами не было, и даже собаки убежали за кучером еще к вечеру.

— Напоить — это можно, — согласился лесник. — квасу, может, хотите, а то молочишка…

— Дай нам ключевой воды, — торжественно сказал Покин, — и кусок места на убогой лавке…

— Ключевой? — внимательно переспросил старик. — Где, батюшка, взять-то ее?.. Мы не городские, а ключёв-то здесь нет… Такой питаемся…

III

В избе Покин окончательно понял, что судьба сталкивает его с тем загадочным лесным миром, о котором так приятно рассказывать зимой в городе. Я скромно сел в угол и ел огурцы с черным плотным хлебом, которые притащила в подоле лесникова дочка, а Покин каждым жестом и взглядами облеплял библейского лесника; я чувствовал, что он сейчас попросит рассказать ему одну из лесных тайн, и ждал, что будет дальше. Что касается старика, то он и сам, по-видимому, собирался поговорить на ночь.

— А что, дедушка, — сокровенным голосом спросил Покин, — не пошаливают тут у вас?..

Лесник с вниманием выслушал вопрос, тряхнул седой копной волос и подумал.

— Шалить-то кому!.. Разве вот, что Гаврилину мальчишке кто-то морду расхлестал, так это — городские… Посадская рвань.

— Ну, а насчет убийств как? — заглушенным шепотом спросил Покин. — Душегубства мало?..

— Ну. что вы, барин, — ухмыльнулся старик, — кого убивать-то!.. Промежду прочим, на озерке рассказывали, что будто солдат такой английский машину изобрел — так что будто вор ползет к замку, а машина уж его в часть волокет… В городе-то чего не слышно?

— Нет, дедушка, — разочарованно произнес Покин, — нет такой машины…

— Ну?.. Вот врут-то, как лошади, — сочувственно согласился старик…

Помолчали. Лесникова дочь тихонько икнула и сконфузилась.

— Дедушка… а что ты… того… сказок не знаешь? — как-то виновато спросил Покин. — Старые там есть, разные…

Лесникова дочка фыркнула и закрылась передником.

— Не ржи, Санька, — строго прикрикнул лесник, — господа не даром ночуют… Другая бы молока принесла, а ты рожу кривишь…

Санька сконфузилась еще больше и вышла из избы.

— Сказков-то вот не знаю, — ухмыльнулся лесник, — мальчишкой был, так целый короб знал… Давно это было… А что, барин, правда это, что теперь будто без проволоки письма-то шлют… В трубку скажут, а вагон уж в другом месте и подвез…

Покин беспомощно оглянулся на меня.

— Я тебе объясню, дедушка, — сказал я, — а сначала за огурцы спасибо… Вкусные…

— Сами садим, — с гордостью произнес лесник. — Нонешние.

IV

Когда я со стариком стали уже засыпать, до меня долетели чьи-то голоса. Покина в избе не было.

— Как тебя зовут-то, девушка? — услышал я его голос за стеной.

— Александрой, — долетел до меня Санькин ответ, — отец Санькой зовет…

— Ты так и живешь в этой лесной глуши?.. — задушевно спросил Покин.

— Отец вытребовал… Скучно ему, старому черту…

— А разве тебе не скучно здесь? Разве тебя не манит город, с его шумными улицами, громадными домами?.. Ты знаешь, далеко-далеко, за этим лесом, за этими прямыми, высокими соснами, есть большой, сказочно-большой город…

— Чего далеко-то, — удивленно спросила Санька. —