Я посопротивлялся, но затем всё вырвалось наружу — и история с увольнением, и слёзы.

Франс освободил мою руку и замолк на некоторое время.

Потом он со скорбной усмешкой произнёс:

— Единственное, что ещё может нас спасти — евреи!

— Принеси яиц! — сказала мать, когда я покидал дом на следующее утро.

— Я не могу добывать их каждый день!

— Принеси яиц!

Я отправился бродить по городу.

Начинался жаркий день, напомнивший мне времена, когда мы с Кийсом шастали по улицам, разыскивая немецкий автомобиль для задуманной диверсии. После нескольких часов поисков возникло то же самое чувство тщетности, которое охватывало меня тогда. Никому не были нужны работники, никому не была нужна помощь. Не подвернулся даже случай просто стащить огурец.

Я присел под деревом у небольшого канала. Никакой еды не перепало мне в этот день, так хотя бы получить клочок тени.

Я старался думать не о еде, а о том, как разыскать каких-нибудь евреев, чтобы сообщить о них другу Франса Питу и получить за это свою долю вознаграждения. Тогда можно будет купить яйца для отца и огурец для себя.

Любые мои размышления заканчивались грёзами о еде!

Очнувшись, я разглядел баржу, проходившую мимо по каналу, затем опять откинулся назад, мечтая о белом хлебе и мирной жизни.

…Проснувшись окончательно, я почувствовал, что кора дерева вдавила свой отпечаток в спину. Я потянулся и зевнул, ощущая пустоту в недрах желудка и щемящую тоску в сердце.

«Даже Королева просыпается голодной!» — Слова отца эхом отдавались в моём мозгу.

Он использовал их как шутливое напоминание о нашем приятном совместном времяпровождении, как подтверждение того, что его любовь ко мне в действительности никогда не умирала.

Я старался отвлечься от этих слов, которые не давали мне покоя, вызывая грустные воспоминания, но они продолжали бесконечно звучать в моём сознании, покуда я не понял их смысл окончательно.

Если даже Королева просыпается голодной, то то же самое происходит и с евреями в их убежищах! Пища послужит тропой, которая должна привести к евреям! Бакалейный магазин на Лейлиграхт, куда я доставил десять килограммов гороха, скорее всего, станет начальной точкой. Там принимают особые доставки.

Это означает, что затем их либо распространяют, либо… Либо люди сами приходят за ними!

Внезапно вкус безысходности исчез изо рта, а голод — из живота.

У меня возникла цель, предназначение, шанс!

Я почувствовал себя сыщиком.

Наблюдать за магазином и стараться остаться незамеченным!

* * *

Стояла послеполуденная тишина. Никто не входил в магазин с доставками и никто не выходил оттуда чрезмерно нагруженным. Никто из редких покупателей не набирал слишком много продуктов. Наконец, когда я уже был готов закончить свой наблюдательный день, полная краснолицая женщина прошла внутрь и быстро вышла обратно, нагруженная двумя раздутыми сумками.

Я последовал было за ней, но затем заволновался.

Что, если она прячет бойцов Сопротивления? Я не хочу выдавать бойцов Сопротивления, это не будет правильным поступком! Они могут отомстить за предательство, да и Пит ничего не говорил о немецкой плате за бойцов, только за евреев!

Всё равно, я оказался не слишком способным сыщиком, потому что вскоре женщина остановилась, обернулась ко мне и спросила:

— Что ты тащишься за мной?

— Можно, я помогу вам нести сумки?

— Разве я выгляжу такой слабой?

Я продолжал идти за ней.

— Ты что, не слышал меня?

— А мне тоже нужно в эту сторону!

Как раз в этот момент четверо или пятеро детей выбежали из дверей дома с криками:

— Мама, мама!

Вслед за ними вышли двое мальчиков постарше.

Видимо, она никого не укрывала, а просто содержала большую семью.

Всё же я не был обескуражен. По дороге домой в голове родились новые мысли в поддержку задуманного плана.

Свернув на нашу улицу, я увидел Франса в его инвалидном кресле на том же месте, где он был накануне. Он поманил меня, держа свои сомкнутые ладони лодочками. Я подошёл. Улыбаясь, он раскрыл ладони. Яйцо!

* * *

— Яйца! — сказала моя мать, когда на следующее утро я выкатывал Франса за порог.

Я понимал, что она имела в виду. Одного яйца было недостаточно, чтобы поддержать моего отца, не говоря уже о нас самих: в предыдущий вечер мы опять обедали супом из тюльпановых луковиц.

Моя голова была занята решением математических задач, подобных тем, что нам предлагали в школе.

Если дано, что больному голландцу необходимо съедать в день два яйца, чтобы выжить, и что одно яйцо на чёрном рынке стоит 1,45 гульдена, и что выдача одного скрывающегося еврея оценивается в 37,50 гульдена, которые должны быть разделены пополам с информатором, то спрашивается: сколько евреев требуется отыскать и выдать, чтобы поддержать больного голландца в живых в течение месяца?

Гораздо более реальной была задача: где найти тех евреев? Франс согласился со мной, что нам нужно продолжить начатое наблюдение за бакалейным магазином на Лейлиграхт.

— Немцы не арестовали бы этого бакалейщика по пустякам! — сказал Франс. — А мы знаем, что магазин до сих пор получает незаконные поставки. Мы сами сделали одну!

Выполнение плана затруднялось ещё и тем, что мы слишком бросались в глаза. Над бакалейным магазином жила старая женщина, которая весь день проводила у окна. Она заметила нас и даже не отвернулась, когда я уставился на неё.

Время от времени, почувствовав, что мы находимся слишком долго на этой улице, я отвозил Франса в густую тень к церкви Весткёрк. Там можно было отдохнуть, обсудить наши шансы и способы их улучшения.

Мы решили, что будет гораздо умнее не крутиться подолгу около частных домов, куда я делал доставки раньше. Владельцы могли иметь своего наблюдателя, который заподозрил бы меня, зная, что доставка не ожидается.

Как раз недавно стал известен случай, когда один из членов Сопротивления застрелил опознанного информатора, который рыскал по соседству.

Район магазина на Лейлиграхт, облюбованного нами для своих целей, тоже не был подходящим — работники в магазине уже видели нас однажды, да и старуха сидела у своего окна каждый день.

Чтобы не поддаваться усыплявшему зною тягучего жаркого дня, я представлял себя знаменитым сыщиком, а Франса — своим верным помощником.

Мы выискивали зацепки для своих розысков — покупателей, тащивших сумки, излишне наполненные провизией; похожих на евреев пешеходов, передвигавшихся по городу с фальшивыми документами.