крайне важно отвергнуть биологию и безоговорочно принять идею, что пол и сексуальность сконструированы в рамках несправедливой иерархии[201]. Хотя она и признаёт, что проще было бы принять гораздо более вероятную истину: существование различных форм сексуальности обусловлено природой, и некоторые из этих форм подвержены несправедливой дискриминации.

«Размышляя о сексе» Рубин возвестило развитие концепта интерсекциональности и отказ от актуальных на тот момент форм радикального феминизма. Описывая иерархию сексуальности, Рубин отмечает: «Этот сорт сексуальной морали [присущий радикальному феминизму. – Прим. ред. ] имеет гораздо больше сходных черт с идеологией расизма, чем с подлинной этикой. Он гарантирует добродетель для доминирующих групп и делает порок спутником непривилегированных»[202]. Кроме того, она признаёт, что «секс – это направление подавления. Система сексуального подавления проходит сквозь все остальные модусы социального неравенства, сортируя людей и группы в соответствии со своими собственными принципами»[203]. Поэтому Рубин избирает в качестве мишени доминирующую в то время форму (радикального) феминизма, крайне негативно относящуюся к полу и сексуальности и сосредоточенную на материальном вреде сексуальной объективации, и (не так уж и ошибочно) сравнивает ее с социально-консервативными, правыми взглядами.

Для Рубин радикальный конструктивизм и фокус на дискурсах сексуальности были крайне важны в деле освобождения от дискриминации тех, чья сексуальность или гендерная идентичность не была традиционной цисгендерной, гендерно-конформной и гетеросексуальной. Отрицание биологии и любых обусловленных ей объяснений вариативности сексуальности или гендерной идентичности рассматривалось как политическая необходимость, оправданная глубоким моральным релятивизмом в отношении сексуальности (включая защиту педофилии). Мы видим, что квир-Теория отрицает науку (когда та выдает неудобные для Теории результаты); либерализм (когда тот выдвигает на передний план универсальную человеческую природу); и феминизм (когда тот рассматривает женщин как класс людей, угнетаемых другим классом, мужчинами) – и вместо этого приоритизирует «квирность».

Джудит Батлер – самый влиятельный из Теоретиков «квирности»; именно ее труды получили наибольшее признание за пределами квир-Теории и оказали влияние на многие виды исследований, да и на общество в целом. Батлер – американский философ, испытавшая влияние французской феминистской мысли и во многом опирающаяся на постмодернизм, в особенности на работы Фуко и Деррида. Основной вклад Батлер в квир-Теорию состоял в том, что она подвергла сомнению связь между полом – биологическими категориями мужского и женского, гендером – поведением и чертами характера, которые обычно ассоциируются с одним из полов, и сексуальностью – природой сексуального желания.

В 1990-е Батлер проявляла беспокойство по поводу любых намеков на биологический эссенциализм. Она беспрестанно доказывала, что гендер и пол различны и между ними нет обязательной корреляции. По мнению Батлер, гендер полностью социально сконструирован – утверждение настолько нелепое, что пришлось задействовать все могущество Теории, чтобы оно казалось правдоподобным. В этом Батлер помогло ее самое известное понятие – гендерная перформативность. Эта удивительно запутанная концепция определена в ее работе 1993 года «Тела, имеющие значение: о дискурсивных границах „пола“» как «власть дискурса многократно воспроизводить феномены, которые она регулирует и ограничивает»[204], то есть как нечто, что вызывается к жизни, заключается в осмысленные категории и становится «реальным» посредством поведения и ожиданий, закодированных в речи. Среди прочего в глаза сразу же бросается постмодернистский политический принцип, заимствованный у Фуко, и связанный с ним сюжет власти языка.

Хотя сам по себе термин наводит на мысль о театральном представлении[205], концепция гендерной перформативности берет свое начало в лингвистике и не имеет отношения к актерскому искусству. Например, актер-мужчина может играть на сцене женскую роль, при этом оставаясь уверенным в том, что он мужчина. Это не то, что Батлер имеет в виду, когда описывает гендер как «перформатив», поскольку в этом примере подразумевается некая, по ее мнению, не существующая «предсуществующая идентичность, относительно которой можно измерить действие или поступок»[206]. В своей поворотной книге «Гендерное беспокойство: феминизм и инверсия идентичности» (1990) Батлер утверждает, что гендерные роли преподаются и выучиваются – зачастую неосознанно, путем социализации – как совокупность действий, особенностей поведения, манер и ожиданий; и люди соответствующим образом исполняют эти роли. Для Батлер гендер – это то, как человек действует, а не то, кем он является. Общество навязывает подобные действия и ассоциирует их с лингвистическими сигналами, такими как «мужской» и «мужественный», – таким образом гендерная перформативность делает эти роли «реальными». По ее мнению, из-за огромного давления социализации и нормативности гендерных ролей люди просто не могут не научиться исполнять свой гендер «правильно», следуя заранее написанному сценарию и тем самым укрепляя «гендеризированную» социальную реальность.

С точки зрения Батлер, люди не рождаются с пониманием того, что они мужчины, женщины, гетеросексуалы или гомосексуалы, а потому их действия не спишешь на какие-либо врожденные факторы. Вместо этого, начиная с самого момента рождения, процесс социализации встраивает их в гендерные роли, чему способствует почти повсеместное распространение этих ролей и сопутствующие им социальные ожидания и инструкции (нормативность). Сами по себе такие роли, как гетеросексуальность или гомосексуальность, не являются стабильными или фиксированными категориями, а просто отражают действия людей. Лишь принимая на себя эти роли и «исполняя» их в соответствии с социальными ожиданиями (перформативность), люди создают (репрессивную) иллюзию того, что роли реальны, стабильны и по своему существу осмысленны. Таким образом, понятие дискурсивного конструирования – идеи, что вещи легитимируются и становятся очевидной истиной в зависимости от того, как о них говорят в конкретном обществе, – ключевое для понимания квир-Теории, потому что именно посредством дискурсивного конструирования гендерные роли и социальные ожидания создаются и закрепляются.

Тем самым в своем иронично-отстраненном взгляде на гендер Батлер вторит Фуко и описывает колоссальный социальный заговор, разворачивающийся у всех на глазах и в то же время в тайне – классический сюжет прикладной постмодернистской Теории. Она называет «истинную гендерную идентичность» «регулятивным идеалом», который необходимо «разоблачить»[207]. «Регулятивные идеалы» пола, гендера и сексуальности, утверждает Батлер, поддерживаются благодаря вездесущей гендерной перформативности, которая содержит «стратегию, скрывающую перформативный характер гендера»[208]. Поэтому в ее понимании задача квир-Теории и активизма – освобождение «перформативных возможностей для распространения гендерных конфигураций вне ограничивающих рамок маскулинного доминирования и принудительной гетеросексуальности»[209]. Иными словами, если мы признаем перформативный характер гендера, то также увидим, что перформировать его можно, и не наделяя привилегиями маскулинность и гетеросексуальность.

Батлер обращается к дерридианскому понятию фаллогоцентризма, подразумевающему, что социальная реальность конструируется языком, привилегирующим маскулинность, а также к концепции принудительной гетеросексуальности[210] Адриенны Рич[211], в рамках которой гетеросексуальность принимается за естественное состояние, а гомосексуальность, следовательно, прописывается как извращение, чтобы принудить людей к «натуральному поведению». Батлер, однако, не питала особого оптимизма по поводу нашей способности разрушить эти гегемонные (как ей кажется) дискурсы (способы высказывания о вещах, обладающие почти несокрушимой властью, – концепция, заимствованная Теорией из работ марксистского