На что ориентируются американские мотоциклисты и водители грузовиков? Неужели на те же самые фильмы, что и наши? Но для наших-то это американское кино, а для американцев-то это их кино.

У американцев должны быть какие-то свои мотивы, не такие, как у наших. Хотел бы я у них об этом спросить.

Но, с другой стороны, у них там, в Америке, и доллар – это просто деньги и ничего больше.

Удивительно встречаться с тем, что что-то привычное, знакомое с детства, необязательно любимое или нелюбимое, но привычное и знакомое, может быть кому-то совсем незнакомым и совершенно непонятным. Я видел не раз, как иностранцев у нас ставило в тупик многое и многое из того, что для меня является просто обычным и повседневным устройством жизни.

Помню, как какой-то голландец решил попробовать гречневую кашу. Он видел, с каким аппетитом я её ем, и попросил себе того же самого. Он не смог её съесть. Он не смог проглотить даже чуть-чуть. Как только он отправил в рот немного привычной и столь естественной для многих и для меня, в частности, еды, как лицо его скривилось гримасой отвращения и брезгливости. Он выплюнул кашу немедленно, прямо на тарелку, извинился и поспешил в туалет, чтобы ополоснуть рот, иначе его, очевидно, могло стошнить. Потом он объяснил, что вкус этой каши оказался для него столь непривычным, неприятным и сильным, что он не смог с собой справиться, даже из приличия и вежливости. А для меня гречневая каша так привычна, что я даже, кажется, не понимаю её вкуса и не могу себе представить, что кому-то этот вкус может быть неприятен и даже противен. Мне вкус гречневой каши уже не вкусен, ни не вкусен, я просто этот вкус знаю. Стоит услышать слово «гречка» или подумать его, как вспоминается и возникает её вкус. И этот вкус – часть устройства моей повседневной жизни.

Зато я помню, с каким трудом осваивал китайские или японские палочки. Мне удалось начать ими пользоваться очень и очень не сразу. Мне пришлось тренироваться. Но понятно, что, сколько бы я ни тренировался и ни практиковался бы, любой китайский или японский ребёнок будет этими палочками управляться гораздо более ловко и естественно.

Вот мне и интересно, а что в устройстве американской жизни мне будет так же непривычно и непонятно? Есть ли в этом устройстве что-то из предметов, еды, правил поведения, что будет мне совершенно непонятно, противоестественно или даже неприемлемо? Не экзотично, а именно неприемлемо.

В разных странах, я знаю, я читал и видел в каких-то передачах, едят кузнечиков, гусениц, морских свинок, крыс или даже червей. Едят не испытания ради, не для укрепления характера и не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, а просто едят, потому что голодны, употребляют в пищу, как привычную еду. Я не стану сравнивать жареных кузнечиков с гречневой кашей. На мой взгляд, сравнение будет в любом случае не в пользу кузнечиков. Но у того голландца от вкуса гречки лицо стало таким, будто он положил в рот что-то куда более неприятное, чем кузнечик.

Я не слышал о том, чтобы в Америке где-нибудь ели что-то экзотическое и странное, в этом смысле французы куда радикальнее. Более того, я знаю, что очень многие продукты, которые мы считаем исконно своими и родными, пришли к нам из Америки. Я не говорю про картошку и помидоры. Да, они попали к нам из Америки. Но это было давно, и тогда это была не та Америка, про которую я пытаюсь думать и рассуждать. Тогда небоскрёбов не было даже в проекте.

Я вот совсем недавно узнал, что привычные нам, столь обычные и повседневные кукурузные хлопья самых разных модификаций и вкусов, которые мы по утрам заливаем молоком или которыми мы с удовольствием можем похрустеть, – это американское изобретение. Да и в Европу-то, которая тоже уже давно эти хлопья присвоила и считает своими, они попали только после Второй мировой войны.

Я не жду от Америки и не вижу в ней на расстоянии ничего экзотического, такого экзотического, что может и должно присутствовать в Африке, на дальних океанских островах, в дебрях Амазонки или в ещё не освоенной цивилизацией Азии.

Но всё же я почему-то боюсь, что очень многое в Америке из того, что для американца является привычным и понятным, как для меня гречневая каша, будет для меня совершенно неприемлемым. Правда, я не знаю, что это может быть.

Хотя, судя по тому, что я читал об Америке, и тому, что видел в кино… там многое, даже на огромном расстоянии, у меня вызывает вопросы.

Почему у американцев такие машины?.. Конечно, этот вопрос можно тут же переадресовать нам про наши машины. Но у меня нет ответа на вопрос «почему у нас такие машины?». Я сам всё время задаю этот риторический вопрос. Действительно, почему у нас делают такие машины? А какие, собственно? Ответ на вопрос, «какие наши машины?» очень прост – они плохие. А вот почему? Этого я не знаю. Они какие-то непонятно плохие.

А американские машины – они очень «американские»! Сугубо «американские»! «Американская» машина, сделанная для американца, сразу и очевидно отличается от любой нашей, европейской или японской. Американский автомобиль выглядит чужеродным и странным на узкой улочке европейского города или на любой нашей улице.

Почему американцы сделали, придумали и захотели такие машины? Такие широкие, большие, угловатые и тяжёлые. В этих машинах есть что-то совершенно иррациональное, неуклюжее и даже, с точки зрения роскоши, довольно странное. Этим машинам, чтобы они выглядели нормально, буквально необходимы фон и окружение в виде небоскрёбов или в виде бесконечного шоссе, уходящего на закат, через бескрайний, пустынный простор.

Только в такие машины могли пересесть ковбои со своих лошадей. Может быть, американцы сделали такие машины, чтобы в них могли ездить люди, не снимая с головы своих шляп?

Помню, мне очень нравилось, как американцы в кино пьют кофе из больших, совершенно цилиндрических кружек. Из таких кружек пили кофе в кино полицейские в своих полицейских участках, ковбои на своих ранчо, водители грузовиков в придорожных кафе и ресторанчиках, адвокаты и банкиры в своих светлых офисах, на верхних этажах небоскрёбов, президенты в Белом доме. И никаких тебе маленьких чашечек.

Они все так аппетитно это делали и делают в кино! Они берут эти кружки с дымящимся кофе, подносят их ко рту, обязательно держа локоть высоко, шумно отпивают первый горячий глоток, крепко сжимают зубы после этого глотка и растягивают губы в гримасу удовольствия. Потом они либо кивают головой самим себе, если готовили кофе сами, кивают, мол, отличный получился кофе, либо оглядываются на тех, кто этот кофе им подал. Они смотрят на подавших им кружку кофе, кивают им с благодарностью и изображают на лице внятное выражение опытного одобрения. Но также они частенько просто говорят: «Спасибо! Отличный кофе».

Я много раз это видел, и мне ужасно хотелось попробовать такой кофе, хотелось такую кружку, хотелось сделать такое же лицо.

У меня теперь есть такая кружка, и не одна. Первую я купил себе сам, какие-то подарили. Есть даже кружка с надписью, означающей – «я люблю Нью-Йорк», только в этой надписи слово «люблю» заменено красным сердечком. Сам я в Нью-Йорке не был, поэтому любить или не любить его не могу. Откуда взялась у меня эта кружка? Видимо, подарил кто-то.