3 марта Люс сделал перед палатой общин первое заявление о переговорах в Нью-Йорке. Он безукоризненно отрепетировал свое выступление и не дал слушателям забить традиционную тревогу на данную тему. И все же ему пришлось отвечать на прямо заданный Джулианом Эмери вопрос: «Заверит ли нас министр в факте принятия всех надлежащих шагов по обеспечению защиты островов перед лицом неожиданного нападения?» Люс дал уклончивый ответ, ибо знал о решении кабинета отказать ему даже в продолжении миссии «Эндьюранса». Но Эмери не забыл о своем вопросе, а аргентинское посольство представило вниманию Буэнос-Айреса все нюансы ответа Люса.

Двое суток спустя, 5 марта, Люс и Каррингтон собрали своих чиновников, в том числе Ферна и Юра, в Министерстве иностранных дел для обсуждения положения вокруг Фолклендских островов в свете воинственного отклика Коста Мендеса. Встреча эта оказалась ключевой по важности для правительственных действий в марте. Ферн и Юр, поддерживаемые Уильямсом в Буэнос-Айресе, полагали, что решительно непонятно, чего добивается хунта, — стремится ли она к стимуляции новой напряженности или ищет способов для отвода глаз и розыгрыша какой-то другой карты. По совету должностных лиц, следовало отправить Уильямса на встречу с Коста Мендесом для прояснения вопроса и, если надо, — набросать черновик жесткого письма в Буэнос-Айрес. На совещании собравшиеся вновь и вновь прокрутили тему трех предполагаемых фаз наращивания давления и начали формировать планы возможного ответа. Несмотря на возобновление трений, ожидалось еще проявление аргентинцев в ООН. Затем следовало предвидеть блокаду Фолклендских островов, прекращение воздушного сообщения и подачи топлива. Предложили послать в комитет по ВиО предостерегающую записку с обрисованными в ней контурами привлечения необходимых финансов при принятии дополнительных мер, направленных на противодействие угрозе. И наконец, третье и заключительное — ставился вопрос военного давления, возможно, в форме тайной высадки войск на одном из островов поблизости.

В целях приготовления к последнему моменту острой ситуации пришлось вновь просмотреть военную папку по Фолклендским островам. Эта активность совпала с отправленным 8 марта в адрес Министерств иностранных дел и обороны запросом премьер-министра (стимулированного рапортами разведки) в отношении планов действий в чрезвычайных обстоятельствах. Вдобавок к этому в комитет по ВиО отправилась очередная просьба отказаться от отзыва «Эндьюранса». Похоже, именно на этом этапе нижестоящие должностные лица впервые поведали министрам об обстоятельствах дела 1977 г. Правила британского правительства диктуют: совет, данный чиновниками одной администрации, не доводится до сведения другой. Операция 1977 г. проводилась в обстановке секретности и считалось естественным сохранять ее в тайне и далее, но на данном этапе посвященные в дело лица находили целесообразным по крайней мере сделать упоминание о предыдущем оперативном соединении. Они подчеркивали, что обстоятельства, вынудившие правительство к отправке формирования, были куда более серьезными, нежели теперь — тогда, например, дошло до отзыва послов. Каррингтон поинтересовался, извещали ли о происходящем аргентинцев, и получил ответ «нет», каковой лишь усугублял незначительность ситуации. Вопрос высылки субмарин так и не был поднят. Свидетельства и рекомендации, имевшиеся в распоряжении до заседания, как представляется, и близко не оправдывали такой ответ. Отправь они в тот момент запрос в комитет по ВиО, те же свидетельства и те же рекомендации были бы доведены до сведения министров как инструктивный материал. Никто из государственных служащих, проинтервьюированных для этой книги, ни на минуту не сомневался в результате: «Запрос осмеяли бы как нечто, не подлежащее обсуждению».

***

Две недели спустя, когда не состоялось еще заседание комитета по ВиО и не пришел ответ Министерства обороны по «Эндьюрансу», случилось некое происшествие, которое, похоже, застало врасплох как Буэнос-Айрес, так и Лондон. В начале марта аргентинский торговец металлическим утилем по имени Константино Давидофф обратился в британское посольство за разрешением приступить к выполнению контракта, заключенного с базирующейся в Шотландии транспортной фирмой Кристиан Салвесен. Договор предусматривал очистку от лома китобойной станции в Лите, на Южной Георгии, каковую Давидофф лично осматривал накануне в декабре. Заброшенная еще в 1965 г. станция представляла собой отравляющее душу зрелище: среди глетчеров и этаких горных альпийских вершин, более уместных при упоминании об Антарктике, чем о Фолклендских островах, скопилось множество всяких ангаров, старых барж и тому подобного металлолома.

С тех пор Давидофф неизменно утверждал, будто его решение поехать на Южную Георгию в тот момент обосновывалось исключительно коммерческими соображениями. Он решительно отрицал какую бы то ни было причастность к его мотивам ВМС Аргентины. Однако, как считается, в январе он имел встречу в штаб-квартире ВМС, где руководство последних заверило Давидоффа в готовности оказать «поддержку» на случай, если тот вздумает приступить к выполнению контракта и вернется на Южную Георгию. Чартерным судном для него выступал принадлежавший аргентинским ВМС транспорт «Байя Буэн Сусесо», и с момента его выхода в плавание военно-морское начальство, безусловно, находилось в положении, позволявшем ему влиять на события. Британское посольство дало согласие на экспедицию и лишь только поставило Давидоффа в известность относительно необходимости получения им для себя и сотрудников формального разрешения со стороны Британской антарктической службы наблюдения (БАС), чья станция находилась в двадцати милях (35 км) далее вниз по берегу, в Грютвикене. По каким-то причинам — из-за лени, бравады или инструкций офицера военно-морских сил — партия из сорока рабочих не последовала рекомендации. Высадившись в гавани Лита 19 марта, они подняли аргентинский флаг и приступили к работе.

Есть предположение, что на данном этапе ВМС Анайи, всегда исключительно доминировавшие в Южной Атлантике, решили использовать «вторжение» Давидоффа, чтобы разыграть ту же карту, которую успешно разыграли в 1976 г. в отношении острова Южный Туле. Можно счесть это некой косвенной попыткой Аргентины введения в заблуждение британцев и, в конечном счете, сведения «на нет» их ответа. Вряд ли при таком раскладе Британия воспользуется военными средствами. Так Аргентине удалось бы оторвать еще один крошечный кусочек британских владений, а Британия нашла бы и того более сложным адекватно отреагировать на экспедицию по захвату Фолклендских островов позднее в том же году. В этом смысле неспособность Джеймса Каллагэна к военной реакции в 1976 г. являлась куда более значительным «сигналом», нежели его тайный ответ в 1977 г.

Первоначальная оценка аргентинскими ВМС шансов на противодействие со стороны британцев оказалась, по крайней мере отчасти, ошибочной. Инцидент с поднятием флага зафиксировали ученые, вышедшие в море из Грютвикена по рабочим надобностям, и известили о том Рекса Ханта в Порт-Стэнли. Ученым велели передать по рации аргентинскому капитану распоряжение спустить флаг и попросить о соответствующем разрешении на работы. Аргентинцы согласились на первое, но не на последнее. Затем британское посольство в Буэнос-Айресе, теперь уже имея дело с каким-то конкретным фактом, развернуло двухнедельную кампанию давления на Министерство иностранных дел в стремлении вынудить его добиться удаления рабочих Давидоффа или, по крайней мере, заставить их получить соответствующую аккредитацию.